Туристы, посещающие этот озерный край, удивляются не только красоте пейзажей, но и удивительной традиции не отгораживаться от других. Местные говорят, что так у них было всегда. Решили разобраться, почему эта традиция прижилась только здесь.
Поводом для этой публикации стало видео в тиктоке, в котором снова обратили внимание на эту особенность региона.
Если верить комментаторам, то заборы отсутствуют не только в деревнях Браславского района, но и в соседних Глубокском, Поставском, Миорском и Верхнедвинском районах и пограничных районах Литвы и Латвии. В этом можно убедиться, воспользовавшись сервисами уличных панорамных снимков. В случае Литвы можно заметить следующее: чем ближе к Вильнюсу — тем чаще в деревнях появляются заборы.
Нетрадиционная открытость
Информация о региональных традициях ограждения территории в белорусских деревнях отсутствует в профильных изданиях, посвященных традиционной архитектуре. Но историк архитектуры Сергей Сергачев в своей книге «Белорусское народное зодчество» пишет, что в Поозерье (которое по сомнительному этнографическому делению Титова почти соответствует Витебской области) заметна тяга к замкнутым усадебным комплексам. Крестьянин стремился располагать свои постройки таким образом, чтобы и они сами, и их интерьеры были скрыты от чужих глаз.
Именно в этой части Беларуси, в Поозерье, дворы-комплексы имели наибольшее распространение. В этих замкнутых дворах пространство между постройками замыкалось заборами.
Как на подбор в книге приводятся характерные примеры исключительно из тех районов, которые интересуют нас: в деревнях Дорожки Миорского района, Камаи Поставского района, Василькишки Браславского района и Януки Докшицкого района.
Исследователь народной архитектуры Владимир Трацевский обращает внимание на то, что погонные усадьбы, распространенные на большей части Беларуси, чьи дворы хорошо просматривались с улицы, были нехарактерны для замкнутой застройки севера Беларуси.
Уже только эти глухо замкнутые дворы, традиционный тип жилья в западной части Поозерья, разрушают миф об исконности традиции не отгораживаться от других. Но, видимо, какие-то причины дойти до такой ситуации у местных жителей были.
Хуторской край
Еще одна особенность Браславщины, которую невозможно игнорировать, — она была хуторским краем.
Хуторская хозяйство на западных территориях Беларуси начало складываться в XVI веке в результате проведения валочной померы. Еще в XIX веке существовали в основном фольварки, принадлежащие шляхтичам-арендаторам, однодворцам и чиншевым крестьянам. Только во второй половине XIX века, с отменой крепостничества и с развитием сельского хозяйства, появились крестьянские хутора.
В годы столыпинской аграрной реформы инициативу части крестьян поддерживало государство, и расселение на хутора приобрело характер стремительного движения. Под влиянием переселенцев из Прибалтики хуторское расселение в белорусских губерниях особенно расширилось на рубеже XIX—XX веков. Например, в Витебской губернии в 1905 году насчитывалось более 5 тысяч хуторов.
Такое количество хуторов на севере Беларуси, видимо, можно объяснить очень низкой плодородностью земли здесь. Крестьяне искали лучших наделов без чрезполосицы, выходя на отдаленные территории. На Браславщине хуторскому хозяйству также способствовала низкая лесистость.
Кто-то может удивиться, мол, это же наша природная жемчужина, где много лесов, болот и озер. Леса, конечно, есть, но крупных массивов почти нет, в чем можно убедиться, открыв карту. По уровню лесистости эти районы даже в пределах Витебской области значительно уступают многим другим.
На Полесье, где земля также не очень плодородна, природные факторы — густые леса, непроходимые болота и изрезанность большими реками территории — привели к противоположной ситуации — появлению немногочисленных, но очень крупных сельских поселений.
В Советской Беларуси боролись с хуторскими хозяйствами, которые были препятствием для создания колхозов. В 1929 году хуторская форма вообще была запрещена, а в 1939 году постановлением приказали все хуторские хозяйства до сентября 1940 года переселить на поселки.
Большая часть региона, который нас интересует, в межвоенное время входила в состав Польши, где хуторизация наоборот была одним из основных направлений аграрной политики. Переселение на поселки произошло при советской власти намного позже, только в 1950-е годы.
И вот где-то здесь и кроется ключ к пониманию этого явления. С одной стороны, мы знаем, что хуторские усадьбы Поозерья были замкнутыми и хорошо огороженными. Сергачев никак не датирует приведенные им дворы-комплексы, но из-за недолговечности дерева можно предполагать, что возникли они во второй половине XIX — начале XX века, период активной хуторизации региона. Замкнутый двор с высокими заборами защищал домашних животных от хищников и воров, а также не давал домашним животным убежать с хутора в чистое поле.
С другой стороны, не было необходимости огораживать свои участки от других участков и от соседских животных, как это было в более крупных поселениях.
Естественно, что в новейшее время традиционная схема жилья трансформировалась: дома становились просторнее и комфортнее, а глухой замкнутый хозяйственный двор мог отделяться от жилой части.
Тогда иметь ограждение вокруг всего участка вообще не имело какой-либо практической цели: все ценное, что есть в семье, сохранялось замкнутым в хозяйственном дворе или за дверями дома. Максимум — загородка вокруг огорода, чтобы домашний скот не вытоптал фрукты и овощи.
Крупный домашний скот здесь точно был когда-то, регион даже славился в конце XIX века своей мясо-молочной продукцией, например, Дисненский уезд считался центром маслобойного производства Виленской губернии.
Комментаторы под видео правильно замечают, что заборы не нужны только там, где нет домашнего скота, который может вытоптать огород. Некоторые местные пишут, что заборы у них есть, но не вдоль улиц, а около хозяйственных построек, например, курятников.
Можно предположить, что когда начали бороться с хуторами и проводить коллективизацию, во время которой многие жители хуторов были переселены в более крупные поселения, их земля перешла к государству, а весь домашний скот принудительно забран в колхоз, то бывшим хуторянам нечего было ограждать — они ничем не владели. Это еще и сильный экономический удар — у людей отобрали то, за счет чего регион жил и чем слыл.
Что правда, кроме домашнего скота, есть еще и дикий. И Браславщина, которая не отличается лесистостью, в лидерах по поголовью лосей, которых хозяева вряд ли ждут на своих частных участках.
Процесс дехуторизации, видимо, так и не был в полной мере завершен: в этом регионе до сих пор преобладают очень мелкие поселения, на один или несколько домов. Чтобы представить насколько разбросано население: в Браславском районе 29 тысяч человек проживают в 593 населенных пунктах, а в Лунинецком районе Брестской области 73 тысячи человек проживают в 78 населенных пунктах.
593 населенных пункта в Браславском районе — это абсолютный рекорд среди всех районов Беларуси.
Если на Полесье большие поселения имеют несколько улиц и как бы переходят одно в другое вдоль дорог, то сеть расселения на Браславщине такая дисперсная, что неместный человек в редком случае попадет в какое-нибудь мелкое поселение случайно, а членов пары семей, которые населяют их, местные знают поименно.
Этим можно было бы объяснить отсутствие заборов в малых поселениях, но их не наблюдается в каком-нибудь городском поселке типа Видзы. На самом деле это не совсем так, вдоль дорог местные ставят ограждения, так как в них есть явная необходимость, но невысокие и из сетки, а где-то и традиционные бетонные ограждения, которые массово ставили в 2000-е. Но в целом значительная доля участков действительно не огорожена.
Из истории Видз мы точно знаем, что местечко почти полностью было разрушено во время Первой мировой войны. Снимки немецкой оккупации позволяют представить традиционную застройку Видз, которая до войны была совершенно иной: деревянные и, в меньшей степени, кирпичные дома создавали очень плотный фронт застройки, который развивался вглубь кварталов многочисленными хозяйственными постройками. Здесь не нужны были заборы, так как между домами максимум могла поместиться калитка или дворовой проезд. Хотя, там, где застройка почему-то обрывалась, можно увидеть и глухие заборы.
И все это было уничтожено в одно время. Там, где раньше размещались пять домов, теперь участок под один дом. Вся застройка бывшего местечка «современная», а не традиционная. Появлялись новые типы комфортного жилья, не зажатого в плотной застройке. На самом деле почти все наши деревни были застроены в первой половине XX века, та традиционная архитектура, местами ужасная своей архаичностью, бедностью и убогостью, которую можно увидеть на снимках этнографов, уже давно ушла в небытие.
Главное, что как в местечке, так и в городском поселке люди не жили за счет сельского хозяйства. Огород здесь приятный бонус, а не жизненная необходимость. Нет, естественно, и крупного домашнего скота.
Чаще всего можно увидеть отсутствие ограждений там, где нет никакого огорода. Во многих домах люди живут только в летний сезон, фактически превратив их в дачи с лужайкой и цветами вокруг дома.
Не стоит забывать, что Браславщина была бы настоящим медвежьим углом Беларуси, если бы не рекреационная привлекательность. Здесь небольшое количество населения, отсутствует какая-либо значительная промышленность и крупные экономические центры. Сюда не переселяются жить люди, а только уезжают, так как от Полоцка на востоке до самого Молодечно на юге нет каких-либо больших городов.
Вести дачное хозяйство затратно: крупные города, где живут дачники, находятся очень далеко отсюда, а транспортное сообщение не охватывает многочисленные мелкие поселения. Впрочем, поселения не выглядят заброшенными, многие дома на участках без ограждений относительно новые.
Это белорусская Аркадия, пасторальный край для тихой идиллической жизни на природе, где почти нет людей. Нет переселенцев — нет и новых порядков, которые бы они с собой приносили. Небольшие поселения ведут свою изолированную жизнь, похожую на хуторскую.
Ещё одной интересной особенностью Браславщины, уже в историко-административном плане, является то, что эта территория в конце XIX — начале XX века не входила ни в одну из так называемых «белорусских губерний». В 1843 году Новоалександровский (ранее Браславский) уезд был передан из состава Виленской губернии в Ковенскую. Ещё севернее, вытянувшись длинным языком вдоль левого берега Западной Двины, начиналась Курляндская губерния, которая до третьего раздела Речи Посполитой являлась вассальным Курляндским и Земгальским герцогством. Почти точно по границе Курляндии сегодня проходит белорусско-латвийская граница.
Правда, если говорить о Ковенской губернии, то она охватывала территорию почти исключительно Браславского района, включая сам Браслав и Видзы, но география белорусских деревень, где сегодня не ставят заборов, шире: она охватывает и те районы, что были в составе Витебской губернии, и те, что относились к Виленской.
Почему на Браславщине нет ограждений, мы точно ответить не можем. Мнения, высказанные комментаторами, что это связано с католической верой, бедностью населения или литовско-латвийским влиянием, выглядят несостоятельными. Это не единственный регион Беларуси, где доминирует католичество, какая-то особая бедность местного населения ничем не подтверждается, а в Литве много заборов в деревнях.
Что действительно выделяет этот регион на фоне других, как мы постарались показать выше, так это схема расселения — это самый хуторской край Беларуси, где нет крупных городов.
Видимо, причину отсутствия заборов нужно искать именно в этом. Как конкретно эта традиция закрепилась на Браславщине, по социально-экономическим причинам, бытовой удобности или просто из-за моды — вопрос к культурологам.
Комментарии