Столько проблем, а тут Стрыжак с его подростковыми играми

Знакомство с новыми материалами по делу Стрижака пробудило у меня воспоминания о давней семейной трагедии, которая, конечно, в целом сама по себе совершенно другая, но определённые параллели психологического характера здесь провести, мне кажется, можно. Чтобы понимать, почему именно реакция на этот кейс в нынешних условиях такая, а не иная, вплоть до того, что несомненно имеющиеся, а не выдуманные ранее личные заслуги Стрижака по крайней мере временно отошли на второй план.

Это было 32 года назад, летом 1993 года. Моя двоюродная сестра, которой было лет 7 или 8, была в деревне у деда с бабушкой и играла с подругой у речки — без присмотра взрослых. После с подругой они чего-то поссорились, сестра решила идти домой, а для этого надо было перебраться через речку. Гавья же, на берегах которой все это происходило, — река не очень широкая и глубокая, но очень быстро течет, а потому и чрезвычайно коварна.

Никто не знает, что там точно произошло, но в итоге малую подхватила течением, понесло — и больше её никто не видел. И мало того, что она утонула, так и тело найти по свежим следам не смогли, хотя, может, дня три искали, мобилизовав всех, кого можно, и прочесав всю Гавью вплоть до её впадения в Неман через десяток километров. (Нашли то, что от того тела осталось, только весной следующего года какие-то рыбаки в Немане очень далеко от места утопления, даже не в Ивьевском или Лидском, а в Щучинском районе.)

И вот после таких долгих безрезультатных поисков, когда все были измотаны до предела и морально, и физически (один из дядек даже заболел, поймав гайморит от постоянного ныряния), приходит в дом другая траурная весть. Один из дедовых племянников, сын его самого младшего брата, который погиб в партизанах во время войны, по каким-то своим причинам в эти дни решил свести счёты с жизнью — кажется, тоже пошёл да утопился.

И эта весть на фоне только что пережитой (точнее, ещё и не пережитой) трагедии выглядела просто как какое-то кощунство и вызвала у убитых горем родственников вместо сочувствия взрыв негодования.

Ведь на фоне несчастного случая с ребёнком одновременное самоубийство взрослого человека воспринималось просто как издевательство. Как раз в то время, когда люди как никогда чувствовали всю хрупкость и одновременно ценность жизни, выплакали все слёзы и порвали все нервы, они узнали, что кто-то в то же время с этой самой жизнью так легкомысленно распорядился. И это поражало. Дед тогда, кажется, даже на похороны родственника-самоубийцы отказался ехать в знак протеста.

Хотя, конечно, никто самоубийством просто так жизнь не заканчивает, на это есть серьёзные психологические причины. В которых, однако, не особенно хочется и можется копаться в ситуации собственного сильного стресса.

И вот кейс Стрижака тоже всплыл в ситуации сильного стресса, но не только на уровне отдельных людей, а на уровне всего сообщества.

Не секрет, что за пять лет многие из нас устали и морально, и физически, а вся деятельность демократических сил вступила в период сильного кризиса — где-то по объективным, а где-то по субъективным причинам.

Только за этот год сколько всего было — провал «Гаюна» и Байхэлпа, исчезновение Мельниковой, резкое изменение внешней политики США, а сколько ещё других, более мелких вещей, многие из которых стали результатом этих основных процессов. Главное — что ни одна из этих вещей нас не укрепляет и не вдохновляет.

В итоге вопрос сейчас стоит не столько о развитии, сколько о выживании, переформатировании, приспособлении к ситуации, на само разворачивание которой ты часто объективно не можешь никак повлиять, сохранении хотя бы части каких-то приобретений.

При этом давление со стороны режима самыми коварными и бесчеловечными методами никуда не делось, и всё внимание якобы на это должно быть обращено. Но в это самое время прилетает дополнительная проблема с той стороны, с которой никто не ждал, как удар в спину, когда и так всё трещит по швам.

Отсюда и гнев, и раздражение — что в то время, когда и без того тошно, взрослый человек играет в какие-то подростковые игры и дополнительно усложняет ситуацию, рискуя потопить корабль, который, казалось бы, был не самым слабым звеном в общей цепи.

Тем более что этот человек в сообществе и, соответственно, в новостной повестке дня не первое десятилетие, а потому прекрасно знает, что публичным лицам в современном мире такое делать далеко не безопасно. Чему есть много реальных примеров.

Время, несомненно, всё расставит по своим местам. Со временем шелуха развеется и для истории останется прежде всего то, что человек реально сделал хорошего или плохого. Если Стрижак в своих объяснениях и интервью действительно искренен и всё, что произошло, — результат его психологических проблем и зависимостей, то можно ему и посочувствовать и пожелать со всем справиться.

Но «Байсол» в таком случае, конечно, лучше передать в другие руки. Тем более если, как утверждают и сам Стрижак, и его коллеги, в организации конкретно на нём ничего серьезного не завязано. Хотелось бы верить, что это действительно так. Потому что потеря именно этой структуры будет очень серьезной пробоиной.

• 29
• 0
• 1
• 1
• 0
• 0
• 0
• 0