На первой пресс-конференции после освобождения Виктор Бабарико рассказал, кому первому позвонил, что знает о сыне, жалеет ли о своем решении баллотироваться в 2020-м, что думает о войне России и Украины и вернется ли в политику.
Кому позвонил после освобождения
«Я вот эти три года учился жить не знанием, а верой.
Но сделав три звонка — сестре, дочери и человеку из команды, с которой мы работали в 2020 году, — я лег спать со странной мыслью: оказывается, восполнить вот это вот незнание за эти три звонка [возможно] вполне успешно. И я понял, что все живет, все работает и пора уже думать».
Как узнал, что его привезли в Украину
«О том, что мы находимся в Украине, я узнавал только по движению… Даже не по движению, потому что ехали мы без возможности смотреть по сторонам, а по вынужденным стоянкам и с точки зрения ориентации по солнцу. Я понимал, что мы двигаемся в сторону юга.
Я все никак не мог свести географию — Новополоцк, время нахождения в дороге и направление. Самый крайний пункт, я все— таки предполагал, что это будет район Бреста. И поэтому когда мы вышли и оказались в Украине, я, собственно, узнал только об этом именно вот в такой момент». (…)
О приеме украинцами
«Это — человечность. Человечность, когда ты, наверное, пережил ощущение необходимости получения добра, и это добро ты делишь с другим. Это самое большое и правильное добро. Именно это добро украинцы и дают.
И, наверное, вряд ли там, я думаю, Европа на меня обидится, но лучше, чем то, что мы получили здесь, я думаю, нигде бы мы не получили. Спасибо Украине».
Баллотировался бы снова в президенты, зная, что будет
«Я для себя еще в 2020 году на этот вопрос ответил, то есть, сделал бы я то, что сделал 12 мая 2020 года, зная, что произойдет.
В голове родилась мысль: счастливый неудачник. Это значит, я всю жизнь делал то, что я считал правильным и нужным. И поэтому в 2020 году я сделал, мы сделали то, что мы могли сделать. Ты жалеешь только, когда ты чего-то не доделал.
Поэтому решение было правильным на момент его принятия. И оно было такое. Поэтому нет, я не жалею о том, что я сделал. (…) Мы выиграли. Мы не получили приза. Но мы оказались сильнее».
«Не знаю, передавали Маше или нет, но сейчас я хочу публично сказать… Даже день не помню, но момент, когда я понял, что все было сделано правильно.
Это когда Маша порвала паспорт. Я знаю, что именно в тот момент я понял правильность решения, потому что это было сделано не просто умно, это было сделано полностью эмоционально. А раз это так, значит, доверяйте женскому чутью».
Что знает о сыне
«У меня на протяжении трех лет не было возможности ни получать письма, ни звонить… Полный ноль. И знание о том, что с моим сыном, оно было только в рамках каких-то возможностей, которые там используются передачей людьми [информации] друг другу».
«Но вчера я получил точную информацию о том, что он находится на сегодняшний день в колонии строгого режима в Орше, что ему добавили два года по статье 411 так называемой.
Несмотря на то, что, безусловно, переживаю, я очень горжусь и за то, что он достойно выдерживает те испытания, которые есть, и за фразу, которую он сказал еще в 2020 году на вопрос, какая у него статья. Он сказал очень просто: «Моя статья — моя фамилия».
Но я хочу сказать (…): он же не один там. Там остались тысячи людей. (…)
Нельзя забывать о тех, фамилий которых мы никогда не слышали. (…) Это будет большим предательством, если мы забудем, что на сегодняшний день там находятся еще тысячи людей.
И спать спокойно мы сможем только тогда, и я смогу спать спокойно не потому, что мой сын будет находиться на свободе, а тогда, когда там не будет никого».
Планирует ли продолжать политическую карьеру
«Я могу сказать свое мнение: я всю жизнь старался быть с теми, кому я был нужен. Если я буду нужен в Беларуси, я постараюсь сделать что-то в Беларуси. Если я буду нужен только своей семье — ну что, у меня на следующий год достойная пенсия (вероятно, имеется в виду, что наступит пенсионный возраст. — НН)».
«Поэтому я не знаю. Я реально не знаю, потому что за эти сутки я только узнал о том, что на самом деле ничего не остановилось. Все, что началось, оно живет. И это самое большое для меня счастье. Раз оно живет, я думаю, что и мы будем жить».
Что знает о последних событиях вокруг войны России с Украиной и как относится
«Мы ничего не знаем точно. Почему? Потому что в тех условиях, в которых мы находились, доступ к информации был очень и очень ограничен. Я не говорю, правдивой или неправдивой. Но только односторонний. То есть со стороны белорусских СМИ. Поэтому комментировать что-то и давать оценку, когда ты знаешь позицию только одной стороны — вещь бессмысленная. Поэтому все, что касается того, что происходит во внешнем мире, особенно где вопросы касаются спорных моментов, в которых присутствует более чем одна сторона, я думаю, от нас вы мало чего получите».
«С самого раннего детства мне известно о войне то, что война это всегда плохо. То есть понимание справедливой или несправедливой войны — это все, конечно, условно, — но война — это плохо. Что касается конкретно здесь, как я уже сказал, война — это причина страданий для в первую очередь тех стран, которые вовлечены и для людей, но самое страшное, что война — это является на самом деле точкой, которая разъединяет.
Поэтому комментировать какие-то вещи, когда ты, как я уже сказал, практически ничего не знаешь и знаешь только одностороннее… ну, я вообще ничего не могу сказать. Мы знаем, что ведутся какие-то действия, то, что мы можем говорить — только то, что показывают по белорусским средствам массовой информации. (…) Можно сказать только то, что мы знаем, что показывают по белорусскому телевидению. А это, ну, а это практически ничего».
Об оценке действий российских солдат
«Вопрос не касается национальности. Вопрос не касается, прав ты или нет или всего остального. Все, что творится против человечности, оно бесчеловечное. Его нельзя поддерживать.
Но еще раз подчеркну, такие действия, они не могут поддерживаться, они не зависят от того, где человек родился. Они зависят от моральных принципов самого человека. И их нельзя поддерживать ни в коем случае. Нельзя оправдать, что это можно делать, потому что я за справедливость.
Нет. Этого нельзя делать. То есть есть объяснение, почему ты делаешь, но оценка самого морального поступка от этого не может меняться.
И поэтому ответ на ваш вопрос содержится именно в самом вопросе. Таких людей нельзя поддерживать. Но это не значит, что это творят исключительно… как россияне говорят, что это украинцы творят, украинцы говорят, что это россияне.
Точно так же, как и в каждой войне, какая бы ни происходила, творятся преступные действия, которые нельзя поддерживать. Ни в какой мере.
Поэтому таких людей поддерживать нельзя. Но еще раз подчеркиваю, это не зависит от национальности».
Об информации, которую получал за решеткой
«Три года практически я провел в ПКТ, а там, к сожалению, даже в отличие от Маши [Колесниковой], там книжка на неделю была, поэтому я, к сожалению, так поглощать литературу не мог.
Безусловно, как я уже сказал, односторонняя подача информации — это просто односторонняя подача информации. И поэтому то, что мы видели по белорусскому телевидению, видели и вы. И собственно, как я могу комментировать по-другому, когда белорусы говорят о том, что вот началась война, вот так вот, что я могу из этого вывода сделать что-то другое? Да нет, конечно же, такое же».
«Но еще раз я говорю, что никакого другого вывода, кроме того, что говорилось, нельзя сделать. А вывод делать на основании только одной позиции я никогда не брался. Потому что я не знаю».
Комментарии