«Убийцу сына думают выпустить». Дмитрий Плакс о семейной трагедии и о творчестве в Стокгольмском театре
Драматург, режиссер, переводчик Дмитрий Плакс эмигрировал из Беларуси в 1997 году. Сегодня он — художественный руководитель тематической сцены Dramaten.Doc в Королевском драматическом театре в Стокгольме. Недавно вместе с командой они представили на местной сцене инсценированные чтения по «Плошчы Перамогі» Альгерда Бахаревича. Это не первая постановка Дмитрия в Швеции по текстам белорусских авторов — ранее здесь звучали, например, голоса политзаключенных Максима Знака и Алеся Беляцкого, рассказы героев «Время секонд хэнд» Светланы Алексиевич.
«Наша Ніва» поговорила с режиссером о миссии держать Беларусь в европейской повестке дня, важности быстрой реакции театров на события в мире, а также о личном — шести годах без сына Петера, которого в 16 лет убил друг, отцовстве и придуманной стабильности Лукашенко.
«Беларусь исчезла из новостей. И ее не существует в представлении ни шведского, ни, я думаю, европейского общества в целом»
«Наша Ніва»: Почему вы взялись на этот раз именно за текст Альгерда Бахаревича «Плошча Перамогі»? Какое высказывание таким образом хотелось донести?
Дмитрий Плакс: Для меня было важно общечеловеческое звучание этого текста. И в этом смысле для меня он о том, что делает с человеком и обществом, с целыми странами ложь. Особенно в сочетании со страстью к власти.
К сожалению, это очень актуальная сегодня тематика во всем мире. Только оглянитесь, и вы увидите, сколько людей работают исключительно из-за страсти к власти. И да, в их инструментарии на первом месте ложь.
«НН»: В рамках авторского проекта Dramaten.Doc вы доносите со стокгольмской сцены информацию о конфликтах в разных странах. Здесь вы тоже воспользовались возможностью напомнить о белорусской проблеме?
ДП: Главной целью было привлечь внимание к тому, что Беларусь по-прежнему существует, потому что она практически исчезла из повестки дня. О том, что происходит в мире, мы узнаем из новостей. Если в новостях чего-то нет, то этого не существует. Вот Беларуси в новостях сейчас нет. Беларусь исчезла. И ее не существует в представлении ни шведского, ни, я думаю, европейского общества в целом. Поэтому для меня было важным напомнить, что Беларусь есть. Что она де-факто оккупирована Россией. Что в Беларуси не стало лучше со времен 2020-го, когда о ней писали много.
В целом мы чаще стремимся работать с текстами (или заказывать такие) от людей, которые в момент их написания находятся в самом центре событий. Спектакль о Нагорном Карабахе «Невидимая война» был по дневнику журналистки Лики Закарян, который писался в подвале под бомбами.
У меня есть такая теория, что если вы находитесь в центре конфликтной ситуации, кризиса (независимо от того, какой это кризис — это может быть война или развод у вас в семье), то ваш взгляд всегда направлен вперед. Потому что вы хотите оставить кризис за спиной, хотите из этой ситуации выйти. И как только вы из этой ситуации вышли, направление вашего взгляда меняется на противоположный, вы смотрите назад. Я не оцениваю эти два взгляда, но они разные, и взгляд «назад» так или иначе представлен в театрах. Есть люди, которые пережили определенные кризисы, определенные трагедии, определенные травмы, и они могут о них рассказать.
А направление, о котором я говорю — из центра событий, почти полностью отдано на откуп масс-медиа. А в медиа продолжительность жизни новости — сутки.
В театре же мы можем эту временную перспективу растянуть не на сутки, а на месяцы, на годы. Ну и, грубо говоря, если новости вам говорят о том, что происходит, театр может рассказать, почему это происходит. И это то, чем мы занимаемся.
«НН»: Есть ли у вас уже в разработке что-то новенькое, что вы заказали кому-то как текст с места событий или взялись за готовый материал?
ДП: В концепцию Dramaten.Doc входит такая вещь, как непредсказуемость. И один из элементов этой концепции в том, что мы анонсируем даты, когда будем играть спектакль, но не анонсируем, что будем играть. Это сделано для того, чтобы иметь возможность менять репертуар в последний момент, если что-то случается.
Например, когда в заключении умер или был убит Алексей Навальный, новость об этом пришла 16 февраля, а наш первый спектакль, основанный на записи с последнего суда над ним, после которого он и был отправлен в колонию, из которой не вышел, мы отыграли 17 марта.
Или, например, перед выборами в США мы ставили текст о том, как используются игровые платформы и алгоритмы для продвижения конспиративных теорий. Текст был основан на эксклюзивном интервью с одним из «отцов» онлайн-гейминга Джима Стюартсона, и мы быстро изменили прежний план в репертуаре.
Мы всегда стараемся следить за тем, что происходит в мире из больших событий, на которые мы имеем возможность реагировать театральными средствами. Одновременно с этим мы должны иметь план на тот случай, если в мире ничего такого не происходит (или мы не можем найти адекватное театральное решение для этого). Мы же все равно должны что-то играть. То есть у нас есть обычный план, конечно, но мы его не озвучиваем.
«НН»: Одна из частей вашей сущности — переводческая деятельность (Дмитрий Плакс, например, перевел на белорусский язык повесть Астрид Линдгрен «Пеппи Длинныйчулок» — НН). Что вы сейчас переводите, можете рассказать?
ДП: Перевожу на шведский язык книгу Бориса Херсонского «Семейный архив» (Борис Херсонский — украинский писатель и публицист, кандидат медицинских наук — НН).
«НН»: 30 лет с даты появления арт-группы «Белорусский климат» вы с коллегами праздновали, не за горами и 40, планируется ли что-то и сейчас? Поддерживаете ли вы творческие связи?
[Арт-группа «Белорусский климат» была основана в 1987 году, реализовывала проекты в разных направлениях современного искусства — от устного кино до перформансов и паблик-арта. Активно действовала на территории Беларуси с 1987 по 1991 год — НН].
ДП: Насколько это возможно, мы поддерживаем связи. Филипп [Чмырь] писал музыку для некоторых моих постановок. [Дмитрия] Строцева я переводил и ставил в театре. Но на сегодня никаких конкретных планов, как это было тогда, чтобы собраться, нет. Ситуация изменилась: раньше все просто приезжали ко мне в Стокгольм, а теперь все живут по всему миру.
«Один телефонный звонок — и все вернулось: головная боль, дрожь, рвотные импульсы»
«НН»: В 2022 году вашу жену — журналистку и российскую диссидентку Лизу Александрову-Зорину хотели депортировать из Швеции, притом что у вас только недавно родился сын Максимилиан. Какая у вас ситуация сейчас?
ДП: Жена получила двухгодичный вид на жительство, когда случился тот скандал с ее потенциальной депортацией из страны. Потом ей продлили ВНЖ еще на два года. Что будет после этого, я не знаю.
«НН»: Пару дней назад вы написали в фейсбуке «Один телефонный звонок — и все вернулось: головная боль, дрожь, рвотные импульсы». Такое состояние связано с тем, что вам сообщили, что убийцу вашего старшего сына Петера отпустят на три так называемые «побывки». Как они будут выглядеть?
[ 16‑летний Петер Плакс был убит в августе 2019 года. Убийца парня был его товарищем и никак до этого не проявлял агрессии, но в ходе расследования выяснилось, что он страдал психическим расстройством — ему присудили бессрочное лечение. Чтобы пережить трагедию, Дмитрий, среди прочего, начал писать — так в честь сына свет увидела книга «Peter. Tid av Dmitri Plax» («Петер. Время Дмитрия Плакса»), а после и спектакль по ней].
ДП: Это значит, что он может выходить за пределы учреждения, где он содержится, и будет определенное время на свободе. Об этом я узнал из телефонного разговора. Мне просто позвонили и сказали, что вот ему разрешили три такие отлучки и где убийца будет во время них находиться, и все на этом. Это был для меня шок.
У убийцы был бессрочный приговор — то есть там не было определено срока, после которого он может выйти. В целом в Швеции даже пожизненный приговор существует только формально, поскольку у нас гуманное государство. Решение всегда через определенное время пересматривают. Система гуманна к убийце, но, выходит, не слишком гуманна к жертвам.
Одна из мыслей, которая крутится у меня в голове: сейчас они ему три побывки оформили для того, чтобы посмотреть, сможет ли он быть на свободе, а потом его думают выпустить.
«НН»: Как вы справляетесь с этим?
ДП: Я пью таблетки.
«НН»: Время не лечит?
ДП: Нет. И психологи тут не помогут никак.
Психология направлена на то, чтобы решить ситуацию, помочь решить ситуацию. Что тут можно решить? Мой старший сын не вернется, тут ничего не изменишь. Он прожил короткую жизнь, наверное, меньше, чем ваша собака…
«Беларусь показала пример очень быстрой, ненасильственной эмансипации общества»
«НН»: Спустя столько лет в эмиграции, кем вы сегодня себя чувствуете, белорусом или шведом?
ДП: Не знаю. Я никогда не задавал себе этот вопрос.
«НН»: Политзаключенные, которых насильно депортируют в Литву, после всех пыток все равно сохраняют оптимизм и верят в скорые перемены в Беларуси. У вас есть такой же оптимизм?
ДП: У людей, которых принудительно вытеснили из страны, думаю, должен сохраняться какой-то оптимизм. Иначе они, вероятно, будут чувствовать себя изнасилованными. Мне кажется, что это довольно естественная психологическая защита — когда ты думаешь, что то, что случилось не по твоей воле, можно поправить в скором времени. И неважно, что именно случилось.
Что касается будущего страны, я не пророк. Единственное, что могу сказать: Беларусь показала пример очень быстрой, ненасильственной эмансипации общества. Когда за несколько месяцев революции 2020 года общество прошло путь, который в обычных обстоятельствах занимает десятилетия, если не столетия. Как мне кажется, это дает надежду.
Единственным способом, которым так называемые власти смогли этот процесс остановить, было брутальное насилие. Насилие же никогда не побеждает в долгой перспективе. Насилие длится ровно столько, на сколько хватает ресурсов. Нацизм в Германии существовал 11‑12 лет — на столько хватило ресурсов. Советскому Союзу хватило на 70 лет. Это намного больше, конечно, но и там ресурсы в конце концов закончились.
«Стабильность существует, наверное, только в воспаленном воображении господина Лукашенко»
«НН»: В чем главное различие между отцовством после 30‑ти и после 50-ти?
ДП: Разница в том, что у вас нет прежних сил (усмехается). И физически, и морально. Когда Петер родился, мне было 33. И тогда, когда он не спал ночью, я мог утром все равно спокойно пойти на работу. Сейчас если я не сплю ночью, я потом неделю не могу оправиться.
«НН»: Вы, как и раньше, дополнительно преподаете в университете?
ДП: Да, по-прежнему — в том, что теперь называется Stockholm's University of Arts (Стокгольмский университет искусств). Еще я преподаю литературную композицию и художественный перевод в академии Valand в Гётеборге.
Но моя основная работа — художественный руководитель Dramaten.Doc. Стабильность, как мы любим (усмехается). Хотя стабильности как таковой в природе быть не может, потому что природа не терпит равновесия. То, что не может развиваться, начинает деградировать, что мы, например, видим в политическом мире сегодня. Стабильность существует, наверное, только в воспаленном воображении господина Лукашенко. Смерть — вот это стабильно. Все остальное должно двигаться.
За кофе оштрафуют? Как проходят рейды на заправках
«В Витебске заходил в троллейбус и говорил «Слава Украине!». Украинца в 67 лет посадили за комментарии, написанные после гибели крестницы под обстрелом в Киеве
Выйдет ли биография Позняка и в чем главная проблема белорусской литературы? Янушкевич — о тиражах и конкуренции с русской книгой
Комментарии