«Если сейчас херово, значит, это еще не конец». Поговорили с эпатажным «священником XXI века», о котором не было слышно пять лет после ареста
42-летний Дмитрий Бондарь из Новогрудка стал известным в 2018 году после того, как в СМИ его представили как «священника XXI века». Сам он обозначал себя как «ксендз старокатолической церкви» и «епископ мира», вел эпатажный инстаграм.
В октябре 2018-го Дмитрия задержали и по итогу осудили по 1-й части 157-й статьи УК (заведомое создание для другого лица опасности заражения ВИЧ). Мужчина считает, что основой уголовного дела стали доносы на него лицами, которым была не по душе его деятельность.
Сегодня Дмитрий живет в Польше. «Нашей Ниве» он дал первое большое интервью с момента тех драматических событий. О колонии, стигматизации, священниках-доносчиках, БРСМ, увольнении за «экстремизм», победе сатаны и кризисе веры — в нашем разговоре.
Дмитрий Бондарь родился и жил в Новогрудке. С детства мечтал быть священником. Выбрал для себя старокатолическую церковь. Она образовалась в конце 1870-х, когда часть духовенства не признала догмат о непогрешимости Папы и непорочном зачатии Девы Марии. Община в Беларуси образовалась в 2005 году, а в священники был посвящен как раз Дмитрий Бондарь. С 2013 года приход входит в юрисдикцию Старокатолической церкви в Польше.
«После суток меня уволили с полставки завхоза! Это дало осмысление, что в Новогрудке я уже не найду нормальной работы»
«Наша Нива»: В медиапространстве о вас не было слышно более пяти лет. Расскажите, чем вы сейчас живете?
Дмитрий Бондарь: Я живу и никому не завидую. Просто живу (улыбается). Дела у меня, как и у всех людей, скорее всего. Иногда хорошо, иногда очень плохо. Иногда хочется выть, иногда хочется радоваться. Это нормальные, обычные человеческие эмоции. Мы все так живем, и я, даже как духовный епископ покоя, не являюсь исключением из общей массы (многие, кстати, так и не поняли, что я назвался не епископом Мира, а именно Покоя, мира).
«НН»: Видели, что в Польше вы продолжаете службу. Ваши дни состоят исключительно из духовной работы?
ДБ: Не каждый день у меня духовная работа. На это настроение должно быть, какое-то желание изнутри этим заниматься. Если у меня плохое настроение или я просто не хочу, я не служу даже воскресной мессы. Потому что вот в субботу может быть вечеринка, и в воскресенье ты себя плохо чувствуешь, и поэтому не хочешь читать латинские псалмы. А обмануть Бога же не удастся, правда? Поэтому через силу вести с ним диалог, если тебе не хочется, думаю, не стоит.
А глобально духовной работой ты все равно занимаешься ежедневно, даже если того не хочешь. Духовное становление человека — оно каждый день, в каждом поступке, в выборе между добром и злом. Между нахамить, например, в магазине в очереди или просто улыбнуться и пройти мимо. Или там полить цветочек где-нибудь. Это тоже духовность наша. Ее самой по себе нет в бесконечных молитвах и псалмах. Она в нашем общении с вами, в улыбках.
Также я помогаю людям в рамках фонда Step by step. Мы там помогаем эмигрантам с ВИЧ, а также людям с разными зависимостями, тем, кто освободился из тюрьмы и находится в тяжелой жизненной ситуации.
«НН»: У вас есть в Белостоке особое место, где вы проводите службы?
ДБ: На данный момент все происходит в моей квартире, которую я снимаю. Старокатоликов и людей, которым это просто интересно, я пока приглашаю к себе домой.
Я официальный священник старокатолической церкви (польская старокатолическая церковь меня пригласила и выдала все документы). Наш приход Божественной милости в Белостоке уже тоже зарегистрирован. И я сейчас ищу какое-то помещение, где мы сможем собираться, чтобы помолиться, поучаствовать в мессе.
Потому что, естественно, дома у меня не поются вслух гимны, как в костеле под орган. Все соседи, безусловно, знают, что я священник и что здесь у меня своя часовня. Но все же не хочу нарушать личные границы людей.
«НН»: Почему вы уехали из Беларуси?
ДБ: Я принял решение нет один день. Как выяснилось, я был подписан на экстремистский канал в инстаграме — на Kyky.org, которые со мной сделали первое интервью, абсолютно отличное, на мой вкус.
Ко мне просто пришли на работу. Сказали: ай-яй-яй. Повезли, как обычно, на сутки. Потом случился суд и штраф, конфискация телефона. Сегодня это абсолютно привычно для наших реалий.
Я работал завхозом в кафе на полставки, лампочки крутил. И после суток и суда директор меня уволил (от него исполком потребовал или кто-то около того). Директор говорил: «Вы же все сами понимаете, напишите, пожалуйста, заявление на увольнение».
Меня уволили с полставки завхоза! Это дало мне осмысление, что в Новогрудке я уже не найду нормальной работы. Ну и друг как раз сказал, что в Польше есть много интересных вакансий. Как человек, который хорошо знает польский язык, я решил поискать себе работу за границей и нашел. Выехал примерно 2,5 года назад.
«НН»: То есть вы не только религией занимаетесь?
ДБ: В старокатолической церкви у нас запрещены пожертвования и платы за мессу. Поэтому каждый священник обязан работать на работе, чтобы бремя по содержанию его семьи и детей (если они есть) не ложилось ни в коем случае на приход. Это установленный догмат старокатолицизма. Ни в коем случае мы не допускаем финансово-экономических отношений священников и верующих.
Приехав в Белосток, я начал заниматься совершенно новой для себя сферой — стал менеджером в строительстве. Строили мы городской стадион в Кнышине под Белостоком.
Я никогда не думал раньше, что могу быть строителем. Но был утвержден проект — читать я умею, построили в конце концов, и всё работает.
«НН»: Как относитесь к тому, что другие верующие (и не только) не признают вас священником? Католический портал неоднократно подчеркивал, что вы не имеете никакого отношения к Католической церкви.
ДБ: Вы знаете, Католическая церковь херово относится ко всем, кто как бы к ней не принадлежит. Так или иначе, выполняя все христианские каноны, я посвящен в священники епископом с апостольской преемственностью. Это всё доказано, это подтверждено документально, и то, что там портал «Католик.лайф» выдает какие-то свои пасквили… Мне все равно абсолютно, как они к этому относятся. Главное, что я к ним не имею никакого отношения.
«НН»: Некоторые вспоминают вашу работу в БРСМ в Беларуси как постыдную страницу биографии. Как вы там оказались?
ДБ: Работа в БРСМ была моей первой после окончания торгово-экономического колледжа. Я пришёл туда главным бухгалтером. Проработал на этой должности около пяти лет, хотя бухгалтерский учёт мне совсем не нравился: это так скучно (улыбается). Потом я ещё был там секретарём.
Мне никогда не было стыдно за то, что я там работал. Во времена моего пребывания, в 2002 году, когда я туда пришёл, организация была не столь политизированной. Я занимался молодёжью — слёты, опен-эйры — ничего постыдного. В то время это было совершенно нормально, не было такой поляризации общества, как сегодня, и столкновения этих полюсов не происходило.
«НН»: А как вас из БРСМ занесло в религию?
ДБ: Знаете, к религии меня тянуло с самого детства. Я воспитывался в семье с разными конфессиями. Не скажу, что все там были религиозными, но обе мои бабушки были очень верующими. Одна — убеждённая римокатоличка — сидела с розарием и повторяла молитвы. Вторая — убеждённая протестантка. А крестили меня в Русской православной церкви.
Бабушка, которая жила в моём родном Новогрудке, с детства брала меня за руку, и я шёл петь гимны и псалмы в протестантскую церковь. Мне это в целом нравилось.
Летом я уезжал к другой бабушке, которая жила в деревне в Щучинском районе. И там меня тоже за руку, под колокольный звон, вели в костёл. Возможно, именно это конфессиональное смешение сформировало моё человеческое понимание и отношение к религии таким, какое оно есть.
Когда меня спрашивают: «А к какой вере вы хотели бы принадлежать, или к какой принадлежите?», я понимаю, что на самом деле не хотел бы принадлежать ни к какой. Но на данный момент моему восприятию мира ближе всего старокатолицизм с возможностью иметь, возможно, мнение, отличное от общецерковного.
Я хотел стать священником ещё в школе. В торгово-экономический колледж пошёл по настоянию матери (огромное ей спасибо за это), которая сказала: сначала получи так называемое светское образование, а потом делай что хочешь. Но всё шло параллельно: мои светские задачи и духовный рост. Я всегда понимал, что должен быть священником, но, возможно, не таким, как это сегодня понимают люди. Для меня священник — это духовный человек, который ищет духовность. Это не профессор, который учит других, как жить, он просто показывает это своим примером.
Я думал о поступлении в католическую семинарию ещё во время работы в БРСМ. Решился и поехал в Гродно в курию, написал заявление. На что курия мне ответила: вы же работаете в БРСМ. Они сослались на комсомол и всё это, мол, не видят меня в качестве духовного лица.
Позже мне предложили поступить в Пинскую семинарию — через какую-то лазейку, через монашеский орден кармелитов. Но потом я сам передумал: если я попадаю в семинарию обходными путями, значит, такими же обходными путями, соблюдая законы религии, я смогу стать священником. Так и получилось.
«Так называемые священники считают себя высокодуховными, а потом спокойно идут и пишут доносы»
«НН»: Давайте вернёмся к дню вашего задержания. Что его спровоцировало?
ДБ: Знаете, к этому привели как раз такие вот порталы с надписью «католик». На своём жизненном пути я видел прекрасных священников — и римско-католических, и православных. Но в то же время я видел огромное количество «поповников» — так называемых священников, которые считают себя высокодуховными, которые у нас в Новогрудке лежат на пыльном полу в костёле Святого Михаила крестом, под тяжестью всех грехов мира, каются за них. А потом спокойно идут и пишут доносы на других священников, на других людей, призывают к этому своих прихожан. И, к сожалению, верующие тоже идут и пишут.
К этому всему привели не столько действия каких-то конкретных людей, сколько полное невежество людей.
«НН»: Православный протоиерей из Новогрудка Анатолий Герасимюк тогда писал, что вы проповедовали «полную свободу от всех моральных устоев и норм, были сторонником нетрадиционных отношений». А на хуторе вашего друга Литовка происходили «панибратские отношения с тёмными силами».
ДБ: Здесь не стоит обвинять только его одного. Я бы сказал, что это было такое экуменическое движение. И православные, и католические священники вместе увидели во мне нечто непонятное.
Во-первых, я не читал проповедей, никто туда ко мне в каплицу не приходил. Ну а моя деятельность как епископа мира… Всю свою жизнь я призывал людей к единству и к любви, к миру. Если это не христианские ценности, то тогда что?
Призывы к нетрадиционным семьям? Моё отношение к ЛГБТ тоже прекрасное. Если Бог создал всех людей, значит, всех. А 5% населения Земли — это что? Погрешность? Или это уже ошибка, как вы считаете? Если это ошибка, значит Бог ошибается? Я не думаю, что Бог ошибается.
«НН»: Тогда вас также подозревали в употреблении наркотиков и распространении порнографии, что не подтвердилось. Вас осудили только за «заведомое создание для другого лица опасности заражения вирусом иммунодефицита человека». Ваша мать тогда настаивала, что все обвинения были надуманными.
ДБ: Само это обвинение антинаучное и абсолютно бессмысленное. И врачи, и специалисты, присутствовавшие на суде, об этом говорили. Потому что любой ВИЧ-инфицированный, принимая препараты, достигает неопределяемого уровня вирусной нагрузки (вирусной супрессии), и тогда он не может — ни теоретически, ни гипотетически, никаким образом — передать ВИЧ другому человеку. Об этом знают все, об этом говорят в школах, это признанный научный факт. Естественно, я, будучи ВИЧ-положительным, принимаю нужные препараты. И естественно, ровно через три месяца после начала их приёма я достиг этой вирусной супрессии, которая у меня до сих пор и останется до конца моей чудесной жизни.
Но были так называемые свидетели. К сожалению, в моей адресной книге нашли людей, с которыми у меня был какой-то половой контакт (защищённый, к слову, и не только вирусной супрессией). На суде все они признались, что их заставили написать заявление в милицию, а на самом деле они не имеют ко мне никаких претензий и не хотели, чтобы меня осудили. Но меня осудили, и я провёл в заключении около года.
«Я знаю, что Бог есть. И доказательство тому — белые лилии, которые растут в колонии»
«НН»: Что было самым трудным в заключении?
ДБ: Трудным было абсолютно всё. Я не вынес из этого ничего положительного.
На диагноз в колонии всем было наплевать. Но ещё до того, как я туда приехал, всем уже сообщили, что я — открытый гей. Кстати, выражение «открытый гей» тоже не очень подходит для воспитанных людей, потому что я никому свою ориентацию не раскрывал. Но журналисты об этом написали, и отрицать что-либо было бессмысленно.
В колонии меня уже в первый же день «попросили» перед отрядом в этом признаться. Но потом ко мне относились точно так же, как ко всем остальным.
Высокий или низкий статус — мне кажется, в тюрьме нет таких людей, к которым относятся хорошо. Это всё же место заключения. Повторюсь: ничего хорошего я оттуда не вынес.
Единственное — у меня из тех мест есть доказательство существования Бога. Из этой экстремальной духовности я вышел абсолютно уверенным, точно зная, что Бог есть. После этого я не отношу себя к верующим — я отношу себя к знающим. Я не верю — я знаю, что Бог есть и что я его любимый сын. Как, в принципе, и все мы с вами — его любимые дети.
И доказательство этому — белые лилии, которые растут в карантине колонии. Я ухаживал за ними, поливал их. Это была моя работа, отдельно от мытья туалетов. В этом страшном месте была такая красивая клумба.
«Трудно понять, где граница между защитой ценностей и открытой агрессией»
«НН»: Недавно вас заметили на прайде в Молдове. Почему для вас важно посещать марши равенства?
ДБ: Меня пригласили в Молдову ЛГБТ-христиане, и в это время там проходил парад равенства, на который меня также пригласили как священника. На самом деле я не люблю публичные выступления, я никогда раньше не участвовал в прайдах. Но когда меня пригласили ЛГБТ-христиане, я понял, что для них важно услышать мнение священника. Мнение без осуждения.
И когда они рассказывали свои истории и задавали вопросы, из всего этого было видно, что они тоже ищут духовность. Один человек задал вопрос: «А кем мы являемся? Божьими детьми или всё же его ошибкой?» Церковь часто считает их безбожниками, но это глупость. Простите, у меня есть доказательство великой набожности в Новогрудке, когда сначала человек лежит на полу в костёле, а потом поднимается и идёт писать донос на другого.
Парад произвёл на меня сильное впечатление. Нас сопровождала полиция, я шёл, естественно, с ЛГБТ-сообществом. И мы наткнулись на ещё одно шествие — православной церкви. С крестами, иконами, всей религиозной атрибутикой. И наша колонна была отрезана от них тремя рядами полиции.
Так вот, знаете, что меня поразило? Даже не поразило — испугало. Ужасная агрессия. Со стороны представителей этой религиозной организации. Я прекрасно понимаю, что они защищают какие-то традиционные ценности — они имеют право на выражение своей позиции. Но мне трудно понять, где граница между защитой ценностей и открытой агрессией в отношении какого-либо сообщества. Не важно, кто это — евреи, геи, рыжие или мотоциклисты. Они будто привыкли всегда искать врагов и кого-то ненавидеть. А Христос заповедал нам, как христианам, любить ближнего, как самого себя. Глядя на эту разъярённую толпу, я не видел там любви.
Плюс у меня ещё один вопрос: а кто нападает на традиционную семью, что её нужно защищать? Вы что, считаете, что в ЛГБТ-сообществе семья не является ценностью? Она тоже является. У всех есть папа, мама, дедушки, бабушки. Никто даже не сомневается в ценности семьи.
«НН»: Ваш друг Сергей Коваль, владелец фэнтези-хутора Литовка под Новогрудком, после вашего задержания и обвинений в сатанизме из-за необычного дизайна хутора с элементами монстров покончил с собой. Как вы это пережили?
ДБ: Знаете, это моя личная трагедия. Это мой лучший друг, с которым меня связывали очень близкие дружеские отношения. Я это просто пережил.
А как к этому относиться с религиозной точки зрения? Скажем так: зная этого человека, я уверен, что Бог не оставил его и после смерти.
«На сегодняшний день ВИЧ — это хроническое контролируемое заболевание. Стигматизацию давно пора прекратить»
«НН»: Как у вас сейчас со здоровьем, учитывая ВИЧ-инфекцию?
ЗБ: Ещё в начале 2000-х это считалось смертельным заболеванием. На сегодняшний день ВИЧ — это хроническое, контролируемое заболевание. Медицина так продвинулась, что антиретровирусная терапия, которую мы, ВИЧ-инфицированные, принимаем ежедневно (по одной маленькой таблетке), больше вообще не имеет побочных эффектов. Мы все живём обычной жизнью. Таблетки не влияют ни на аппетит, ни на внешний вид, ни на что. Европейская медицина уже предлагает вместо одной таблетки в день делать инъекцию раз в два месяца или раз в полгода. Ну и учёные уже на пороге создания вакцины.
Поэтому стигматизацию давно пора прекратить. Потому что когда-то мне говорили: «У этого спидоносителя — кара Божья». Так вот, с Божьей карой произошёл ещё один божественный чудо-факт: Бог дал нам разум, чтобы мы смогли придумать лекарства. Мы уже сдерживаем всё это, и я думаю, что скоро и вылечим. Вот настоящие Божьи чудеса.
«В нашем современном мире сатана пока что побеждает»
«НН»: Что вы думаете об одобрении Русской православной церковью войны?
ДБ: Если бы я не знал, что формулировка «святая война» пошла от представителей христианской церкви, я бы сказал, что это произнёс сатана. Войну и убийства людей нельзя называть святыми.
А вот эти топ-менеджеры религиозной организации назвали войну святой, и святые — против сатаны, я так понимаю. И вот они воюют с сатаной, а на деле один христианский народ убивает другой христианский народ. И у меня к ним вопрос: в этой войне кто победил? Церковь или сатана?
Война не может быть святой. Война — это всегда зло. Это всегда от нечистого. Против кого бы она ни велась — там, где умирают люди, это всегда победа сатаны. В нашем современном мире он, к сожалению, пока что побеждает.
«НН»: Как в таком контексте не потерять веру в справедливость и добро?
ДБ: Знаете, здесь нет универсальной формулы. Но важно, чтобы было желание искать. Если у вас есть стремление сохранить веру или найти Бога — вы его найдёте. Вопрос только в том, будете ли вы этим заниматься.
Надежда и у меня убывает с каждым днём. И вера в справедливость. Я тоже столкнулся с кризисом доверия к Богу. Я знаю, что Он есть, но иногда у меня возникает болезненный вопрос к моему любимому Отцу: может, пора уже вмешаться? Или там Второе Пришествие нашего брата Иисуса Христа должно случиться. Пришло время.
Мы все прекрасно знаем, что главная ценность в этом мире — человеческая жизнь. Но мы начинаем себя вести так, будто есть что-то более ценное.
«НН»: Сейчас у вас в приоритете найти помещение для служб в Белостоке?
ДБ: Это не главная цель. Не важно, где собираются люди, чтобы поговорить или поблагодарить Бога. Первые христиане вообще скрывались по подвалам. Конечно, хотелось бы иметь своё помещение, потому что старокатолической общины в Белостоке никогда не было. А сюда всё же приехало много моих знакомых из Беларуси. Я общаюсь с польскими протестантами — они тоже очень заинтересованы и приходят на богослужения ко мне домой.
Если у нас будет отдельное помещение — отлично. Если нет — не важно. Мы можем поговорить и в кафе за чашкой кофе или пива. Главное — не место, а сами люди, которым интересно покопаться, поискать духовность и Бога.
Потому что в течение всей нашей религиозной работы людям трудно понять, что именно они ищут. Если в своей духовности человек ищет церковь, в которой он познает Бога — такой не существует на самом деле. Но если человек ищет Бога — его можно найти в самых разных местах. И у каждого здесь своя формула. У меня вот это белые лилии из ПК №1 — они стали катализатором.
«НН»: О чём вы мечтаете?
ЗБ: Моя мечта — жить в мире, любви и согласии. Я действительно хотел бы жить в мире, где нет войны. Сегодня она так или иначе затронула каждую семью, даже в Беларуси. А ещё у нас Иран и Израиль, Индия и Пакистан… Какого чёрта? Зачем? Когда я смотрю на все эти конфликты, мне кажется, что современная религия в целом не справилась со своей главной задачей.
Я бы очень хотел всем нам пожелать, несмотря ни на что, не терять веру. Как писал Льюис Кэрролл: каждая история заканчивается хорошо. А если сейчас херово — значит, это ещё не конец. Так что давайте двигаться вперёд.
Давайте менять мир. Просто улыбнуться в поликлинике, посадить цветочек, не пожелать другому зла. Мы не можем сделать всем хорошо, но у нас есть возможность не сделать никому плохо. Давайте строить новый прекрасный мир — по кирпичику. И моя мечта — однажды утром проснуться в этом новом, чудесном мире.
Комментарии