«Идут путем Бабарико»: Никита Монич ответил Родиону Колосу на критику инициативы Maldzis

Никита Монич предлагает посмотреть на ситуацию шире и выделяет три основные мысли о состоянии белорусской культуры.

Три тезиса о наследии

Во-первых, искусствовед напоминает, что наследие — это только то, что удалось сохранить, и это всегда меньшая часть от созданного.

«Время безжалостно: пожары, наводнения, политические репрессии, религиозная пропаганда и войны питаются культурными продуктами с тем же удовольствием и аппетитом, что и человеческой плотью», — отмечает он.

Во-вторых, значительная часть белорусского наследия находится за пределами страны, и это объективная реальность.

Как отмечает Монич, артефакты разбросаны по музеям и коллекциям Москвы и Санкт-Петербурга, Варшавы, Вильнюса, Харькова, Метрополитен-музея в Нью-Йорке и других мест.

Это не исключение, а «данность, с которой по мере построения белорусского государства наше общество начинало работать и, в общем, будет вынуждено продолжать».

В-третьих, главная задача музеев и архивов — это физическое сохранение, поскольку история Беларуси полна катастрофических утрат.

Во время Второй мировой войны гибли или исчезали целые коллекции: что-то не успели вывезти, что-то вывезли и потеряли, что-то не вернули после войны, что-то вернули, но в другие музеи СССР. Советская культурная политика часто относилась к досоветскому, аристократическому, буржуазному, религиозному и национальному искусству как к ненужному.

Монич приводит ряд конкретных примеров:

— в Витебске были фрагменты средневековых фресок Благовещенской церкви, которую взорвали в 1961 году;

— в Минске в 1965 году разрушили Холодную синагогу, старейшее на тот момент здание города, а его следы остались на картине Мая Данцига;

— Марк Шагал предлагал БССР свои работы в 1970-е, но получил отказ;

— Аладова купила несколько полотен Израиля Басова, но тогдашний ретроградный Союз художников «едва не разорвал музей на куски», и после этого Басова не покупали;

— Надежда Ходасевич-Леже предлагала разместить на Дворце спорта мозаичное панно Фернана Леже, левого по своим политическим взглядам художника и члена Коммунистической партии Франции, но и это не поддержали местные коммунисты;

— Зоя Литвинова создала вместе с коллегами ряд гигантских фресок в минских дворцах культуры и кинотеатрах, но сейчас недоступна ни одна: их сбивали, закрашивали, сносили вместе со зданиями или зашивали гипсокартоном.

Эффект Бабарико и инициатива Maldzis

Позитивным примером Монич считает коллекцию Белгазпромбанка, собранную Виктором Бабарико. По мнению блогера, когда эта коллекция достигла «критической массы», она начала влиять даже на государственную политику:

«Дипломатические представительства начали, знаете так, поглядывать на аукционы в европейских странах, спрашивая у местных дилеров: «Извините, у вас там нет Осипа Любича или Царфина? Только, пожалуйста, дешевле». (…)

Купить большого Шагала или Сутина они не могли, слишком дорого, да и непонятно для дикого политического начальства. Но сам порыв был, и во многом он был результатом создания «Арт-Беларуси».

Монич подчеркивает: коллекцию собирали не академические исследователи, и инициативу Бабарико можно было упрекать в поверхностности или хайпе. Можно даже говорить, что она дискредитировала научное сообщество, так как демонстрировала неспособность профессионалов влиять на политику и пренебрежение популяризацией наследия:

«Музейщики и архивисты сидели, и во многом до сих пор сидят в башне из слоновой кости, исследуя свой фонд и вздыхая о несбыточном: «Вот бы сокровища не были вывезены. Вот бы иметь в распоряжении то, пятое, десятое».

Искусствовед считает, что Maldzis идет подобным путем, но в более сложных условиях — в изгнании и без банковских ресурсов.

«Так или иначе, я считаю, что инициатива Maldzis идет подобным путем, подобным тому, который пробила коллекция Бабарико. При этом без ресурсов «Белгазпромбанка» и в изгнании, за пределами Беларуси. Но они делают то, на что я, белорусский эмигрант в Испании, ресурса у себя не нахожу».

Почему инициативу критикуют

Монич признается, что, как эксперт, очень хорошо понимает чувства Родиона Колоса. Он признается: да, участники проекта могут делать «неправильно, недостаточно качественно, недостаточно научно», могут тратить ресурсы не туда. Но «они делают, как могут. А точнее, как не могут другие. Например, я».

«Почему я так думаю? Потому что я страшно раздражаюсь, включая видео этого проекта. (…) Меня съедает зависть и обида: ведь я, я бы рассказал о них значительно интереснее. На их месте должен быть я. Ну как так? Это кажется мне предельно несправедливым. А мы, беларусы, мы за справедливость», — иронизирует над собой Монич, добавляя, что «чувство несправедливости — это мать зависти».

Искусствовед признает, что собранные инициативой средства могли бы быть потрачены и на другие, тоже очень важные вещи: на академические исследования истории, помощь политзаключенным, эвакуацию людей из Беларуси, образовательные проекты, медицинскую помощь, съемки фильмов, поддержку культурных площадок в Вильнюсе или Варшаве, на борьбу белорусских добровольцев в Украине.

Но он предлагает другую перспективу: «Может быть, этих ресурсов просто не было бы, если бы [участник инициативы] Maldzis их не нашел? Может быть, плюс пять артефактов это лучше, чем плюс ноль?»

• 17
• 1
• 0
• 1
• 0
• 0
• 0
• 0