«Я снова спасаю людей». Чемпионка по муай-тай восемь лет работала на «скорой» в Беларуси, а теперь делает это в Польше
Восемь лет на скорой помощи в Минске и титул чемпионки Беларуси по муай-тай — в биографии Анастасии Калашниковой, больше известной как Ася Махно, сочетаются, казалось бы, несовместимые вещи. Она спасала жизни и выходила на ринг, пережила пандемию и август 2020-го, потеряла работу и уехала за границу. Сегодня Анастасия снова на «скорой» — уже на улицах Варшавы. В интервью «Белсату» она рассказывает, что значит бороться и на вызовах, и на ринге, и за право жить без страха.
«Скорая помощь — это как спасатели Малибу, только без купальников»
Медиком Анастасия решила стать не в детстве, а в тот момент, когда пошла работать санитаркой в приемный покой Больницы скорой помощи в Минске. Там она поняла, что спасать человеческие жизни — это и есть ее призвание. После этого поступила учиться, а вскоре вышла на смены уже в красной форме фельдшера.
— Как вы вообще решили стать медиком?
— Очень спонтанно. Я начала работать как санитар в приемном покое больницы. А на фельдшера я поступила, потому что когда работала в приемном покое, мне казалось — вот «скорая», вот они такие заходят в своей красной форме, как спасатели Малибу, только без купальников. И они такие классные, прям вот как в кино. Они входят, мы сидим напротив, они входят, аж свет за их спинами. Тогда мне казалось: боже, они такие классные, я тоже хочу быть такой, я буду спасать людей.
— Пока учились, вы продолжали работать?
— Да, я все время продолжала работать. Я днем училась, ночью я работала. Я еще два года проработала в приемном покое больницы На втором курсе я еще совмещала с хирургической реанимацией, с той же больницей. А на третьем курсе я попала в «скорую».
— Почему вы после того, как закончили медицинский колледж, пошли на скорую?
— Я туда пошла, потому что я планировала там остаться. Я пошла работать на одну из подстанций скорой помощи и проработала там восемь лет.
— И как вам там работалось?
— Жилось! 240 часов в месяц — это «жилось». За 240 рабочих часов в месяц я получала зарплату, на которую можно выжить.
Ночь на Окрестина: что происходило на глазах у «скорой»
2020 год стал для Анастасии и ее коллег испытанием. Она вспоминает ночь с 11 на 12 августа, когда ее бригаду отправили к изолятору на Окрестина.
— Что вы увидели, когда приехали?
— Мы въехали прямо через ворота. Первое, что увидели, — газон, на котором лежали парни лицом вниз или стояли на коленях, с руками за головой или за спиной. Их было очень много. Их били прямо на глазах у нас: дубинками, ногами, гнали кругами. Никого не смутило, что приехала «скорая» — люди в черном продолжали избиения, не скрываясь.
Анастасия несколько раз звонила на центральную подстанцию — она просила прислать дополнительную бригаду и разрешить остаться, чтобы забрать как можно больше пострадавших.
— Удалось ли тогда помочь?
— Мы смогли забрать только троих. Одного избитого парня с подозрением на перелом таза. Еще одного мужчину с тяжелой черепно-мозговой травмой: его рвало всю дорогу до больницы, он не мог сфокусировать взгляд, у него были сломаны ребра, стопа и пальцы. Это была очень распространенная травма — люди пытались закрывать голову ладонями, и им ломали пальцы. Те, кто понимал, защищали голову локтями и сжимали кулаки. Третьим стал мужчина с гипертоническим кризом.
Тогда же к «скорой» с Окрестина вывели двух подростков. Им было по 18 лет, но выглядели они на пятнадцать. Один плакал, все время повторял: «Пожалуйста, я просто мимо проходил, отпустите меня». У одного был перелом челюсти, у второго — носа.
Подростков увезти тогда не получилось — они не помещались в машину, а начальник ИВС твердил, что они «притворяются», и пытался вернуть их обратно.
Я не выдержала и встала между ним и ребятами. Но за его спиной я увидела своего коллегу — он качал головой, мол, не делай этого. И я поняла: если продолжу настаивать, то отсюда уже не уеду, останусь на Окрестина.
Калашникова все же дождалась следующую бригаду скорой и передала подростков им.
— Были ли еще случаи, которые вам запомнились?
— Да, одного пациента выпустили с Окрестина, и волонтеры подвезли его домой. Но все его вещи и ключи остались у силовиков. Мужчина просто сел на скамейку у подъезда, и утром его заметили соседи. Нашли контакты родителей, те приехали и вызвали «скорую».
Он был весь синий: множественные гематомы, опухшие пальцы — похоже, переломы. Одна рука почти не поднималась, возможно, сломана плечевая кость. Нос тоже был сломан. Ниже поясницы кожа почернела, на спине расползалось огромное синее пятно. Психологическая травма была еще тяжелее: он избегал взглядов, отвечал с трудом, постоянно закладывал руки за спину и опускал голову. Такие рефлексы не возникают просто так — их вырабатывает жестокость и насилие, когда психика учит организм: «Делай так — иначе не выживешь».
Снять кардиограмму удалось, но измерить давление было невозможно: не осталось живого места, куда наложить манжетку. Стоило прикоснуться — он отдергивал руки и ноги от боли, отказывался от лекарств. Мы готовились к худшему, пока везли его в больницу. Там уже ждала команда медиков, готовых принять пациента.
— Как на происходящее реагировали коллеги?
— У нас 90% сотрудников носили бчб-браслеты с надписью «Хуткая дапамога». Мне кажется, это лучший показатель.
Чемпионка без федерации: цена подписи в 2020 году
На первый взгляд кажется, что спорт и работа на скорой никак не связаны. Но для Анастасии ее увлечение муай-тай стало настоящей защитой.
— Кажется, что скорая помощь и муай-тай — вещи несовместимые.
— Почему же? Знаете, сколько раз меня пытались избить пациенты, — улыбается девушка.
Она вспоминает случай, когда навыки действительно спасли ее. Один пьяный 60-летний хронический алкоголик ударил ее коллегу, задел и ее — но вскользь: Ася успела уклониться.
— Вы же были чемпионкой. Какая победа стала вашей личной гордостью?
— Наверное, первая республика по муай-тай, в 2015 году.
Годом ранее она впервые вышла на бой по кикбоксингу и проиграла. После этого почти год тренировалась без остановки. И вот на чемпионате страны по муай-тай сумела одержать победу. Она стала переломной. Но после 2020 года все изменилось. Подписав открытое письмо спортсменов против насилия, Анастасия оказалась исключена из Белорусской федерации кикбоксинга и таиландского бокса
— Продолжаете ли вы заниматься муай-тай в Польше?
— Да, хотя не так регулярно. Я живу в пригороде Варшавы, до зала далеко. Работаю, учусь. Иногда выбираю собаку вместо тренировки: могу провести с ней три часа у Вислы, а не тратить полдня на дорогу. Но стараюсь несколько раз в неделю бегать или заниматься в зале. Это уже как привычка — чтобы не умирать.
«У меня хобби нет, из сборной выгнали, дома скучно — могу бесплатно работать»
— Как произошло ваше увольнение со «скорой»? На вас оказывали давление или вы сами ушли?
— Я в тот момент была в отпуске. Вдруг звонит заведующая подстанцией с криком: «Что ты опять сделала?» сообщает, что ее вызывают к главврачу станции скорой помощи.
Это было летом 2021 года. Незадолго до этого меня уже задерживали — за то, что оставила цветы на месте гибели Александра Тарайковского. Тогда меня не посадили, а оштрафовали. Я до сих пор считаю, что выпустили только потому, что за меня вступились тренеры и знакомые.
После того звонка несколько дней тянулась тишина. Когда я вышла на работу, то прямо спросила: «Ну что, когда меня увольняют?» Ответ был такой: повод придумали, теперь будут уговаривать написать «по собственному желанию».
— И вы согласились?
— Нет. Я сказала: все равно, пусть будет запись в трудовой. Все и так понимают за что увольняют. Даже шутила: у меня хобби нет, из сборной выгнали, дома скучно — могу бесплатно работать.
В Минске тогда составили список «неблагонадежных» сотрудников «скорой»: кому-то не продлили контракты, других вынудили писать заявления. У меня же нашлась «официальная причина» — первая за восемь лет формальная жалоба. Причем жаловались не пациенты, а родственники, которых даже не было на вызове. На основании этой жалобы руководство решило прервать со мной контракт.
В августе я ушла со «скорой». Потом стали появляться разговоры: сначала намеки, потом уже прямым текстом — «собирайся и уезжай». Я думала, что слишком мелкая рыбешка, что за мной не придут. Но в какой-то момент меня предупредили: если не уеду, на свободу выйду нескоро.
Ты понимаешь, что уезжаешь «в никуда»
Ася признается, что до последнего оттягивала момент отъезда. В конце концов уехала в ноябре 2021 года.
— Почему вы так долго не решались?
— Потому что это было очень тяжело эмоционально. Ты понимаешь, что уезжаешь «в никуда». Нет плана, нет уверенности, что получится. И ты оставляешь часть жизни там — родителей, друзей, коллег, привычные вещи. Это ощущение пустоты давит сильнее всего. С одной стороны, уходит страх «завтра могут посадить». Но его сменяет тревога другого рода: как жить дальше?
— Как ваша семья и близкие отнеслись к переезду?
— Наверное, 50 на 50. Одни поддержали, со второй стороной у меня практически нет контакта.
— У вас же до сих пор есть татуировка с Лукашенко?
— Конечно. Она никуда не делась.
— Сводить ее не хотите?
— Никогда не хотела. Это часть моей жизни, моего прошлого. Она видоизменилась: я ее доработала, и сейчас она выглядит по-другому. Но убрать полностью — нет.
Первое собеседование и работа в Варшаве
— Чем вы занялись в Польше?
— Сначала были мелкие подработки: уборки, кухня. Потом удалось вернуться в профессию — сдать документы, пройти собеседование, устроиться на «скорую». Это оказалось очень непросто: новый язык, новые правила, новая система. Но именно работа снова вернула мне ощущение смысла. Как бы ни было тяжело, я понимала: я снова спасаю людей. Я снова делаю то, ради чего когда-то выбрала медицину. Наверное, только выйдя на смену в Варшаве, я впервые за долгое время почувствовала, что живу дальше.
— Как в Польше устроена процедура получения разрешения на работу для фельдшеров или медиков из Беларуси?
— В Польше профессии «фельдшер» нет, поэтому документы подаются как на «медицинского спасателя» (ratownik medyczny). Ты собираешь диплом, подтверждение опыта, медицинскую справку, переводы у нотариуса и относишь все в Министерство здравоохранения. Комиссия решает, подходишь ли ты под профессию. Разрешение выдается на пять лет, продлить его нельзя. У меня, например, прописали условие «работать под контролем», но на практике все наши фельдшера работают самостоятельно.
— А как вы устроились на работу в Варшаве?
— Испытательного срока не было. Я собрала резюме, дипломы и сертификаты и пошла уточнить, какой уровень языка нужен. Координатор немного расспросил по работе и сказал: «Ну мы же друг друга понимаем». И предложил попробовать.
Конечно, поначалу было стрессово, но коллеги помогли влиться. Сначала я работала на Праге (район Варшавы), и там была отличная команда. Хотя некоторые относились скептически: иностранка, без польского диплома. Но после нескольких смен со мной уже хотели ездить в бригаде.
— Как устроена система оплаты труда на «скорой» в Польше?
— Зарплаты одинаковые для медсестер и спасателей. Разница только в подготовке: медсестра должна три года отработать в экстренном отделении, спасатель может идти сразу. В стационарах платят больше, чем на станции, ставки отличаются от города к городу. Но главное — мы занимаемся только вызовами 112. Концерты, корпоративы, перевозка пациентов — это работа частных фирм, а не государственной скорой помощи.
— Пациенты в Польше отличаются от белорусских?
— Я бы не сказала, что сильно. Пациенты в любой стране мира одинаковые: кто-то умнее, кто-то глупее, кто-то в панике и просто ищет помощи. Кто-то благодарит, кто-то ругается, кто-то проявляет агрессию. В Польше, как и в Беларуси, проще всего набрать экстренный номер. Дальше все зависит от того, насколько квалифицированные люди сидят в диспетчерской и как выстроена система.
— А зарплаты?
— Даже при ограниченном разрешении разница колоссальная. В цифрах: около 9200 злотых (≈2300 долларов) чистыми за 168 часов в месяц. Квартира — около 2800—3000 злотых (≈700—760 долларов) с коммуналкой и интернетом. В среднем работаю 170 часов в месяц.
«Я горжусь своей профессией и хочу ее развивать»
— Вы часто даете медицинские советы в соцсетях, выступаете экспертом в медиа, в том числе и на «Белсате». Не думали получить дополнительное образование и стать врачом?
— Не могу сказать, что это обязательно «уровень выше». Что мне нравится в Польше — здесь профессии врача, pielęgniarka (медсестры) и ratownik (фельдшера, спасателя) признаются разными и равноценными. Каждая требует высшего образования, каждая имеет свою специализацию. У спасателей тоже есть магистратура, теперь даже можно писать докторскую диссертацию. Это не врачи, но это полноценные специалисты со своей сферой работы.
Конечно, врачи зарабатывают намного больше, но это не делает других менее значимыми. Здесь ценится командная работа: врач, медсестра и спасатель выполняют разные задачи и помогают друг другу. Мне 34 года, и, если честно, слишком поздно начинать долгий путь в медицине, чтобы в 50 лет стать врачом. Это очень дорого и требует огромного количества времени. При этом я люблю свою профессию и хочу развиваться именно в ней.
— То есть для вас важно, чтобы профессию фельдшера воспринимали как самостоятельную, а не как «ступеньку к врачу»?
— Абсолютно. В Беларуси часто бывает так: не поступил на врача — пошел на фельдшера, чтобы переждать годик. Эти люди даже не воспринимают учебу как серьезную. А я горжусь своей профессией. Всегда поправляю пациентов: «Не называйте меня доктором или медсестричкой, я фельдшер». Это отдельная профессия, не менее важная.
«Вернуться — снова начинать с нуля»
Разговор о будущем неминуемо приводит к теме Беларуси.
— Вернетесь ли вы когда-нибудь в Беларусь?
— Сложный вопрос. Я не хочу загадывать и бить себя в грудь словами «обязательно вернусь». Потому что жизнь здесь построена с нуля: работа, дом, окружение. Вернуться — это снова все начинать заново. А если режим в Беларуси сменится, то придется еще и поднимать страну из руин: система держится на энтузиазме людей, а потом все это рухнет. Я понимаю, что не каждый готов на такое.
Больше всего обидно, что у меня забрали возможность просто приезжать. Хочу, но не могу сесть и поехать к маме, к друзьям, к знакомым. Вот эта невозможность очень тяжелая. Я бы точно хотела хотя бы иметь право приезжать. С какой целью? Просто навестить близких.
Комментарии