«На выборах президента я бы голосовал за Латушко». Беседа с потенциальным спикером КC Артемом Бруханом — о смерти матери, татуировках и Мельниковой
34-летний Артем Брухан в свое время был научным сотрудником Музея обороны Брестской крепости, три года проработал в Брестском облисполкоме и уволился после убийства Романа Бондаренко. Сегодня он занимает должности заместителя руководителя в Народном антикризисном управлении (НАУ) и в Объединенном переходном кабинете по направлению — транзит власти.
На днях он подтвердил, что пойдет на выборы спикера Координационного совета от фракции Латушко — голосование состоится из-за исчезновения предыдущей спикерки, Анжелики Мельниковой.
Поговорили с Артёмом о его мотивации, не страшно ли ему занимать очередную «экстремистскую» должность, об уроках из кейса Мельниковой, деньгах КС, Латушко-начальнике, деньгах, татуировках и семье.
«Анжелика была уставшей, но то, что она стала хуже следить за своим внешним видом — немного натянуто»
«Наша Ніва»: На днях было опубликовано новое расследование с очередной версией последнего следа Анжелики Мельниковой. Когда вы в последний раз видели коллегу?
Артём Брухан:В последний раз я видел её в офисе НАУ где-то в двадцатых числах февраля. Она зашла в кабинет, где я сидел, мы поговорили. Она сказала, что побежит, кажется, на «Еврорадио» на интервью. Пара слов буквально. Всё было как всегда.
«НН»: То есть вы не заметили каких-либо изменений в её поведении и внешности — что она стала хуже заботиться о себе, о чём сейчас пишут некоторые СМИ?
АБ: Честно говоря, в тот момент я ничего такого не заметил. Ну да, она была уставшей, потому что работа в Координационном совете выматывает, потому что действительно и конфликты внутри случаются, и координировать всю эту работу сложно. Это не была для неё очень лёгкая работа. Так или иначе, не сказал бы, что она стала хуже заботиться о своей внешности, например. Мне кажется, это немного натянуто.
«НН»: Из версий причин исчезновения Анжелики, которые озвучивались, какая вам самому кажется наиболее реалистичной?
АБ: Я всё же не хотел бы спекулировать на эту тему. Я хочу дождаться, что скажут официальные органы Польши, потому что я в этом смысле доверяю официальным службам. А версий очень много: мы можем каждую обсуждать несколько часов и ни к чему не придём.
«НН»: Анжелика Мельникова исчезла и пока неизвестно, что с ней, и вот вы анонсируете, что идёте в спикеры Координационного совета — не страшно?
АБ: Не то чтобы мне не было страшно, но я чувствую ответственность за институт КС. Понимаю, что если меня изберут спикером, то я хотел бы обеспечить его устойчивость. Какие бы угрозы, давление, поливание грязью ни шли.
Ответственность за институт здесь перевешивает то волнение, которое у меня есть по поводу исчезновения Анжелики Мельниковой.
«НН»: То есть в решении идти в спикеры было больше вашей инициативы, чем фракции?
АБ: Знаете, когда проходили выборы в Координационный совет, я был координатором штаба нашего списка. Я понимал: тот результат, который был достигнут — в том числе потому, что я вложился в эту работу. И для меня Координационный совет как институт очень важен. Для меня большая честь, что мы смогли провести эти выборы и кампанию, что они прошли нормально — действительно демократично, с конкуренцией. Это такая альтернатива тому, что происходит в Беларуси, несмотря даже на то, сколько людей за нас проголосовало.
И когда произошла такая ситуация с Анжеликой, у нас внутри фракции были консультации. Юрию Губаревичу предлагали быть спикером ещё даже раньше, когда Анжелика не была спикером, и он тогда отказался. В своё время должность также предлагали и Владимиру Остапенко, и он отказался.
На сегодня я понимаю, что у меня уже есть некоторый опыт политической и, как говорят коллеги, организационной работы. В нашей фракции было два раунда консультаций, и не появилось других кандидатур-предложений, поэтому моё выдвижение выглядит вполне логичным.
«НН»: Можете сформулировать шире, зачем это вам лично?
АБ: Мотивация простая: это институционализация демократического движения. Я понимаю, что КС — это инструмент, как и все наши демократические институты, которые работают для того, чтобы в Беларуси произошли демократические перемены. Хоть каким-то образом и в какой-то форме. И демократические перемены — моя главная мотивация. Чтобы можно было вернуться в Беларусь, чтобы там граждане выбирали политиков, которые будут их представлять, чтобы строить нормальную страну, где не бьют за то, что кто-то что-то говорит «не так», где не увольняют за политические взгляды.
«Приходит милиция, спрашивает: «А что он, где он? Пусть возвращается, отсидит пару лет»»
«НН»: Павел Латушко рассказывал о предотвращении двух покушений на его жизнь «с использованием иностранных спецслужб». Вы сами сталкивались с какими-либо прямыми угрозами, вступив в политическую игру?
АБ: Такого, что «мы тебя найдём и голову проломим», не было. Но, как у многих людей, которые занимаются политическим делом, было давление на родственников.
Насколько я знаю, мою маму, когда она ещё была жива, вызывала прокуратура. Она мне не сказала об этом (не хотела меня тревожить, видимо). Я узнал об этом уже после того, как она умерла. Что ей там инкриминировали или не инкриминировали, мне сложно сказать. Ну и приходили, конечно, с обыском по месту, где я жил в Бресте. Да и сейчас ещё приходит милиция, спрашивает: «А что он, где он? Пусть возвращается, отсидит пару лет».
Были ещё попытки со стороны спецслужб связаться со мной через разные подставные аккаунты. Таких классических вещей хватает. Иногда замечал какие-то автомобили, которые могли ехать за такси. Но ты просто живёшь в таком понимании, что теоретически за тобой будут следить какие-то службы, и поэтому нужно больше контролировать ситуацию вокруг себя.
«Первый шаг, который я бы хотел сделать, если меня изберут спикером — создать юридическое лицо Координационного совета»
«НН»: Исчезает спикерка, а вместе с ней и доступ к деньгам, выделенным на деятельность КС. Были ли извлечены какие-то уроки из этой ситуации, будет ли проведена работа над ошибками, если вы станете спикером?
АБ: Забегая вперёд, но несколько пунктов из своей программы как спикера я вам озвучу. Один из них мы уже запускаем от нашей фракции, ещё до выборов. Мы предлагаем внести изменения в устав Координационного совета, чтобы появился и второй вице-спикер. Чтобы между двумя вице-спикерами впоследствии были разделены сферы ответственности. Это увеличивает представительство и инклюзивность — то есть несколько фракций будут представлены в руководстве. Это то, что даёт возможность в том числе заинтересовать людей, которые раньше говорили, что мы ничего делать не будем, будем только критиковать большинство, потому что у нас нет никаких возможностей участвовать в руководящих органах КС.
Первый же шаг, который я бы хотел сделать, если меня изберут спикером — создать юридическое лицо Координационного совета. Мы ещё не обсуждали, в каком это всё будет виде, но, возможно, появится ассоциация, в которую войдут все члены КС, наблюдательный совет в виде руководителей фракций. Ну и председателем будет спикер.
Чтобы финансирование, если оно будет, шло не через частные фонды спикера, вице-спикера или ещё кого-то, а чтобы было юридическое лицо именно КС. Чтобы не было такого, что один человек исчез — и его фонд исчез вместе с ним.
«НН»: Те деньги — больше 100 тысяч евро, которые исчезли вместе с Анжеликой, всё же куда должны были пойти?
АБ: Насколько я знаю, это деньги не на зарплаты членам Координационного совета. Это деньги, которые должны были быть направлены на работу медиа-службы, секретариата, который занимается бюрократическими вопросами: оформить какое-то заявление или какой-то документ, отправить в парламенты разных стран и так далее. Какие-то деньги связаны с организацией слушаний, поездок членов КС. Это те деньги, которые обеспечили бы большую работоспособность.
«НН»: Кто-то скажет: может, лучше эти деньги отдать на благотворительность?
АБ: Так можно много о чём сказать, про любое дело.
Если отвечать на вопрос просто: КС — это политический, представительный орган, за который проголосовали избиратели. 6723 человека. И они хотят знать, что делают те, за кого они голосовали. YouTube с новостями КС смотрит довольно много людей, только заседания — не очень (но это характерно и для просмотров заседаний парламентов других стран).
Тем более, повторюсь, эти деньги не идут на зарплаты членам КС. А люди получили уголовные дела, давление на родных, арест имущества. При том, что делают всё полностью на волонтёрских началах. И они просто хотят, чтобы дело, ради которого они всё это получили, работало.
КС имеет очень важную функцию представительства и легитимности, которая возобновляется посредством выборов. Любой член Координационного совета сейчас более представительная фигура, чем, например, Вадим Гигин, который ходит и рассказывает, что он депутат. Но он был назначен. Конечно, мы «играем» стратегически. Не так, что сегодня КС выпустит какое-то заявление — и завтра в Беларусь придёт демократия. Но это не значит, что мы не должны для этого работать.
Ещё, если говорить о деньгах, я думаю, нужно будет создать бюджетную комиссию. Куда бы вошли все члены Координационного совета, которые захотят разрабатывать этот бюджет совместно. Это будет делаться не спикером или вице-спикером, а бюджетной комиссией. А потом этот бюджет будет утверждаться общим заседанием КС. И условный господин Петрухин (да и любой человек) может прийти и задать там все свои вопросы: на что деньги и для чего?
Эта прозрачность и так планировалась: бюджет, который мы сейчас обсуждаем, должен был быть утверждён на общем заседании. Но произошли события с Анжеликой.
«НН»: Вы сами получаете зарплату в НАУ?
АБ: Да, это моя единственная зарплата.
«Я бы очень хотел, чтобы у меня была конкуренция на выборах»
«НН»: Будет ли у вас конкуренция на выборах спикера?
АБ: Знаете, я бы очень хотел, чтобы она была. Я понимаю, почему люди не хотят выдвигаться: это и ответственность, и риски. Но конкуренция — это важно. Важно, чтобы прозвучали разные подходы к будущему Координационного совета. Плюс выборы — это ещё шанс проявить себя для тех, кто говорит, что их никуда не допускают.
Можно, конечно, всё бойкотировать и говорить: «всё равно всё там решено». Но не решено: из 78 голосов в нашей фракции только 27 (с учётом того, что Анжелики нет). Мне кажется, вполне реально построить какую-то коалицию тем, кто хочет, чтобы был другой спикер, а не я.
«НН»: Роза Турарбекова, которая раньше также была в рядах КС, написала, что при нынешнем раскладе «КС — уже придаток даже не офиса Светланы Тихановской, а НАУ Латушко».
АБ: Роза Маратовна очень сильно всё критикует, но почему-то тогда, когда уже ушла из Координационного совета. Она была в нём, она была лидером списка, у неё была возможность изнутри работать, что-то предлагать, за неё же голосовали избиратели.
Для меня такой чистый хейт сейчас выглядит странно. Если бы она сейчас была в Координационном совете, то могла бы выдвинуться в спикеры — я уверен, у неё были бы огромные шансы. Но можно же во всём обвинять Латушко.
Очень хорошая стратегия — найти крайнего. Я тут с ней не соглашусь и буду защищать и нашу команду, и Павла Латушко. КС — не его карманный орган и не НАУ. Этот тезис не соответствует действительности.
«НН»: Можете привести аргументы?
АБ: Слушайте, КС — это парламентский орган. Это не исполнительный орган. В этом его и суть, что там разные мнения, никто не запрещает и внефракционным делегатам озвучивать какие-либо предложения. Всё это можно делать, если есть желание, если есть интерес.
То, что произошло так, что избиратели на выборах поддержали наш список и другие списки, с которыми мы построили коалицию, — это нормально. Это как раз про демократию.
«НН»: Как вам работается лично с Павлом Латушко как с начальником? Насобирается на три минуса?
АБ: Мне довольно просто с ним работать. Вначале, как говорят, мы притирались: когда я только пришёл, были и какие-то дискуссии (не говорю, что конфликты). Когда говорят, что Павел Павлович вышел из системы, поэтому довольно авторитарный, — я с этим не соглашусь. Я сам работал в системе, и мне есть с чем сравнивать. Павел Павлович всегда выслушивает — и критику, и мнение других. Да, он может принять решение самостоятельно. Но оно чаще будет принято с учётом выслушанных мнений.
Я не вижу критических минусов. Если бы они были, то я бы не работал с ним. Всё же мы находимся в той ситуации, когда можем выбирать место работы.
«Может, режим этого и добивался: чтобы вот исчезла Анжелика — и всё развалилось»
«НН»: На последнем заседании КС Сергей Петрухин озвучил, что, может, ваша фракция вообще не имеет морального права участвовать в новых выборах спикера, пока вы не разобрались с ситуацией по Анжелике? Что вы думаете по этому поводу?
АБ: Может, ещё стоит «покаянное видео» на канале Петрухина записать? (улыбается)
Ну а если без шуток, то мы действительно не знаем, что случилось с Анжеликой. Но если мы не будем участвовать в работе Координационного совета до того момента, пока не разберёмся, что с ней произошло, — это может парализовать и работу фракции, и вообще работу КС. И я считаю, что это на руку только режиму. Может, он этого и добивался: чтобы вот исчезла Анжелика — и всё развалилось.
Параллельно мы, конечно, пытаемся выяснить, что с Анжеликой. Было подано заявление в польскую полицию. Прокуратура занимается её делом и даёт ответы Павлу Павловичу. Такой кейс легко использовать в так называемой политической борьбе: вот у вас там скандал с членом вашей фракции — и из-за этого вы должны понести ответственность.
Я скажу так: если этот кейс действительно бросает тень, то избиратели на следующих выборах в КС своими голосами продемонстрируют, что они больше не доверяют нашей фракции, и она получит не 27—28 мест, а три или ноль. Это избиратели должны делать такой выбор, а не блогеры, комментаторы или какие-то другие люди. Тогда это будет про демократию и репутацию.
«НН»: Не угнетает, что сегодняшняя ваша работа больше на перспективу, не видно быстрых результатов?
АБ: У меня, если честно, больше было такое ощущение, когда я работал в исполкоме: ты что-то делаешь, делаешь, а этого не видно. Может, только через год-два начинаешь где-то видеть результаты. Я к этому отношусь философски: если не сегодня или завтра, то послезавтра что-то будет.
Ответственность точно сейчас ощущаю больше, потому что я должен представлять часть общества. Несмотря на то, что не могу повлиять на какие-то вещи в стране напрямую, я могу представлять тех, кто не может говорить громко — я нахожу это для себя очень важным.
В КС и НАУ мы работаем более стратегически. Соглашусь, что бывает сложно. Сложно иногда мотивировать себя, коллег и других людей на то, чтобы «давайте что-то делать». Мотивации у всех, кажется, меньше, потому что времени прошло много [с выборов 2020 года]. Но так или иначе, время идёт, ничто не стоит на месте.
«НН»: Следите ли вы за новостями на родине? Были ли мысли: вот этого я бы постарался не допустить, если бы всё ещё работал в исполкоме?
АБ: Я в целом очень внимательно слежу за тем, что происходит в Беларуси. За всеми новостями, в том числе от провластных СМИ. Для меня важно знать, что там, чтобы у нас не происходил разрыв, чтобы наши мысли были созвучны мыслям людей из Беларуси.
Что касается эмоциональных моментов: вот они там делают выставки про геноцид белорусского народа, прокурорские их проводят. Для меня это ненормально, я бы, может, и не смог с этим ничего сделать, но выступал бы против. Или вот луковицы на церквях — я бы пытался не допустить уничтожения нашей архитектуры, но это и раньше было сложно, представляю, как сейчас.
Но что касается историко-культурного наследия, то вот на реставрацию дворца Сапег в Ружанах деньги из бюджета выделяют. Какое там качество реставрации — конечно, уже другой вопрос.
«НН»: Вы были знакомы с нынешним мэром Бреста Сергеем Лободинским? Что скажете о нём?
АБ: Он профессионал, кстати. На фоне экс-мэра Александра Рогачука, с которым я тоже был лично знаком, и который ко мне очень хорошо относился, он больше функционер, чем политик. Рогачук же был одним из немногих политиков среди чиновников.
Про меня в статье «Нашай Нівы» тоже написали, что я функционер, и я, кстати, ничего плохого в этом не вижу. Функционер — это человек, который может организовать работу и заниматься управлением. Это очень хороший навык. Очень плохо, когда есть политики, которые не умеют управлять и организовывать работу. А вот когда функционеры уже приобретают опыт политика — это значительно лучше, по моему мнению.
Возвращаясь к Лободинскому, я его личных качеств не знаю, потому что не работал под его руководством. Но когда приходил к нему с какими-то документами, компетентность была видна. Он, как я понимаю, выстроил хорошие отношения с Юрием Шулейко, когда тот был губернатором Брестской области. Именно Шулейко вступил в конфликт с Рогачуком — и победил. И потом назначил своего человека, Лободинского. Ну, а после Шулейко пошёл вице-премьером, Лободинский остался.
Я не знаю, любят ли Лободинского, как Рогачука. Но мне кажется, на своей должности он справляется нормально. Глобально как чиновник он встал в ряд мэров городов и председателей исполкомов. Он — как и большинство остальных при Лукашенко, не выделяется.
«Перевыборы [Светланы Тихановской] в нашей ситуации приведут к очень сильной турбулентности»
«НН»: Ранее от некоторых членов Координационного совета звучала идея переизбрания Светланы Тихановской с истечением её мандата в 2025 году. Как вы на это смотрите?
АБ: Когда шло это обсуждение, я выступал решительно против. Это очень плохая идея. Светлана Тихановская имеет мандат выборов 2020 года, и это очень важно. У неё очень сильная представительская функция на международном уровне, которую она выработала за годы в эмиграции.
Пропаганда вот много критикует и господина Зеленского. Говорят, что он тоже нелегитимный, нужно его переизбирать. Но переизбрание в нашей ситуации приведёт к очень сильной турбулентности, это не ко времени. Фактически это будет уничтожение демократических сил.
Кто-то может сказать: это же недемократично, вы держитесь за власть, Лукашенко тоже говорил «не ко времени». Но только если мы будем хорошо понимать, что переизбрание Светланы Тихановской приведёт к лучшим результатам — тогда да, они имеют смысл. Но если мы уберём Светлану Тихановскую и заменим её на кого-то, что изменится? Я просто пытаюсь для себя понять, что сможет сделать новый человек в тех условиях, которые у нас есть, чтобы всем стало лучше.
Несмотря на то, что я в демократическом движении не так много времени, но как историк я интересовался, как в своё время переизбирали лидера демократических сил Александра Милинкевича. Чем это всё закончилось? Через полгода никто не разговаривал с демократическими силами, начались склоки, споры, и в итоге это было выгодно режиму.
Поэтому только если сама Светлана Тихановская не захочет продолжать, у неё не будет ресурсов, можно будет это всё обсуждать. Пока же я считаю такие предложения исключительно деструктивными.
«НН»: За кого бы вы сейчас проголосовали на демократических выборах?
АБ: Если бы в Беларуси сейчас прошли демократические выборы, надеюсь, Павел Латушко выдвигался бы на пост президента, и я бы за него проголосовал.
«Одна из моих татуировок — герб Бреста»
«НН»: Вы упоминали про мать. Её не стало, когда вы уже были в эмиграции, и вы не попали на похороны, получается?
АБ: Да. Мама заболела онкологией, я узнал об этом в 2021 году. Она боролась с болезнью, но в декабре 2023-го её не стало.
«НН»: Можете рассказать больше про вашу семью?
АБ: Моя мама была учителем музыки по классу цимбал в Тельмовской детской школе, потом стала там директором. Про отца я сейчас не знаю, где он, потому что родители развелись, когда я был совсем маленьким (мне было года три). Мы какое-то время с ним виделись, но уже давно я с ним не контактировал. Мама меня воспитывала одна.
«НН»: Почему вас занесло именно на исторический факультет?
АБ: Я всегда интересовался историей. Когда создавали профильные классы, попал в класс, где была история на белорусском языке. Я больше склонялся к гуманитарным наукам, математика мне сложно давалась.
Я планировал стать историком, поэтому и поступил на исторический факультет. Последние курсы перешёл на заочное, параллельно работал — полгода грузчиком, например, на «Белтаможсервисе».
А потом пошёл на распределение в Брестскую крепость. Мне, кстати, очень понравилось там, это была интересная работа — я там в итоге задержался на пять лет. Но, конечно, зарплата была ужасной: когда я только пришёл, мне платили 228 рублей. Как сейчас помню, что мне ещё семь рублей доплачивали сверху, чтобы дотянуть до минималки.
«НН»: Как вам как историку то, что делают с историей сейчас в Беларуси — переписывание, признание экстремистскими вещей, которые формировали белорусскую нацию?
АБ: История очень сильно политизировалась и идеологизировалась. Оно и раньше так было: ты делаешь научное исследование по Брестской крепости — и нужно, хочешь или не хочешь, придерживаться линии партии. То есть есть официальная история Брестской крепости, и ты не можешь, будучи научным сотрудником, сильно от неё отходить.
Но раньше как-то было больше возможностей донести свои мысли, высказываться. Я думаю, что сегодня это просто невозможно. Сейчас просто вычёркивается та история, которая не соответствует идеологии. Это ужасно, но, думаю, что в любом случае, в Беларуси осталось много историков, учителей истории, которые знают, как подать материалы так, чтобы молодёжь понимала правду и отделяла её от идеологии.
«НН»: Расскажите, что означают ваши татуировки?
АБ: Первую татуировку я набил в семнадцать лет. Потом ещё пару. В исполкоме я ходил с длинным рукавом, хотя коллеги знали про существование тату — те, кто неформально со мной где-то на шашлыках встречался.
Одна из моих татуировок — это герб Бреста. Также есть посвящённые маме и бабушке. Ещё одна тату — песочные часы — про мою профессию историка. Ну и часть татуировок связана со скандинавской мифологией.
«НН»: Вы в отношениях?
АБ: Я женился уже в эмиграции. Я бы не хотел очень много рассказывать, чтобы не навредить.
«НН»: Остаётся ли время на хобби?
АБ: К сожалению, работа сейчас всё поглощает. Единственное — когда нахожу свободное время, я играю в приставку, в PlayStation.
«Моё мнение о самом лучшем способе выхода из политического кризиса в Беларуси — это круглый стол»
«НН»: Если перемены в Беларуси произойдут, то каким образом, по-вашему?
АБ: Мои ожидания в первую очередь связаны с какими-то окнами возможностей, которые могут открыться. Сейчас их нет, нужно признать. Ближайшее, в моём понимании, окно — мирные переговоры по Украине, если они состоятся. Я не думаю, что это будут перемены, связанные с тем, что в Беларуси наступит демократия, но это в любом случае повлияет как минимум на внутреннюю политику в Беларуси.
Но важно продолжать работу и укреплять демократические институты или хотя бы обеспечивать их существование, чтобы была эта демократическая альтернатива на момент, когда будет меняться какая-то внутренняя политика внутри Беларуси.
Моё мнение о самом лучшем способе выхода из политического кризиса в Беларуси — это круглый стол. Он наиболее прагматичен, наиболее приемлем был бы для всех, но пока нет для него никаких оснований и шагов.
«НН»: Ранее вы говорили, что в Беларуси хотели бы снова вернуться на государственную службу и заниматься вопросами сохранения историко-культурного наследия. Что-то изменилось?
АБ: Тут многое от чего зависит. Так или иначе, я бы хотел работать в государственном аппарате, делать нашу страну лучше. Я не знаю, будет ли это должность среднего уровня чиновника или в администрации президента, но в любом случае я бы хотел заниматься госуправлением.
Бывший чиновник рассказал, как работал в исполкоме, не поехал на митинг за Лукашенко и за что хотел бы извиниться
Мельникова прилетела на Шри-Ланку, но затем полетела дальше — Тимур Олевский
«Люди хотят переговоров с теми, кто мечтает их уничтожить физически». Беседа с Александром Кабановым о жизни, «Белполе» и расхождении с Петрухиным
Писательница Татьяна Замировская рассказала о новой книге, снах о Лукашенко, стоимости жизни в Нью-Йорке и о том, почему злится на некоторых белорусов1616
Комментарии