Дискуссия о «литвинизме». Что делать с белорусской перспективы?

«Я понимаю скепсис части историков (и не только), что «такие дискуссии ничего не дают». Можно вполне хорошо общаться с литовскими коллегами на научных конференциях, но коммуникативная конференция и дискуссия в парламенте — это разные вещи. На дискуссии в парламенте можно услышать много того, что не скажут на научной конференции и тем более в личной дружеской беседе. Такой формат открывает другую перспективу, очень важную для более глубокого понимания ситуации», — написал Андрей Казакевич и приводит выводы, к которым он пришел.

Прежде всего, литовское понятие «литвинизм» (litvinizmas) за последние месяцы пережило существенную инфляцию, в смысле раздувания его значения.

Если летом все начиналось с критики радикальных теорий, отрицающих участие литовцев в создании ВКЛ, то сейчас под «литвинизмом» часто понимается любое проявление интереса белорусов к наследию ВКЛ.

Например, во время дискуссии доктор Григориас Поташенко говорил о «радикальном» и «умеренном» литвинизме и анализировал другие внутренние нюансы белорусских дискуссий, причем не только «в оппозиции», но и «у власти». Кстати, о заигрывании Лукашенко с «литвинизмом» в Литве пишут много, несколько раз это упоминалось и в рамках дискуссии.

Учитывая то, что с 19 века не было ни одного белорусского исторического нарратива, который не присваивал в той или иной степени наследие ВКЛ (интересно почему), пространство для обсуждения открывается бесконечно обширное. В какой-то степени и культ Ф. Скорины можно прочитать как «литвинизм», не говоря уже о М. Гусовском с его Витовтом.

Павялічыць

Альфредас Бумблаускас предложил использовать концепцию советского историка В. Пашуты о том, что литовское ВКЛ стало литовско-белорусским В XVI веке. Такое мнение в целом было распространено в советской историографии, но сложно сказать, вызовет ли оно энтузиазм в современной белорусской.

Кстати, не только в литовских, но и в белорусских дискуссиях часто отмечают, что обозначения наследия ВКЛ не было в советском и современном официальном нарративе. Но это, конечно, неправда.

Там оно всегда было и есть, только статус и акценты другие, но это детали. Например, об «общегосударственном характере белорусского языка» в ВКЛ XIV—XVI вв. нормально писали в учебниках по истории БССР. Правда, эти учебники практически никто в Советской Беларуси не читал, в отличие от учебников истории СССР, но это отдельная большая тема.

Необоснованным представляется тезис Бумблаускаса, что интерес к ВКЛ у современных белорусов сочетается с этнической интерпретацией ВКЛ. Все скорее наоборот: работа с этим наследием с 1990-х во многом была попыткой интегрировать в белорусский исторический нарратив различные группы (особенно польскоязычную шляхту), в отличие от чисто этнического подхода советской историографии.

Таким образом, «литвинизм» в литовских публичных дискуссиях может быть всем (почти сливаясь с понятием «Беларусь») и ничем (радикальными версиями белорусского исторического ревизионизма, который существует только на интернет-форумах). Это не только запутывает, но и часто ставит в тупик внешнего наблюдателя.

Что делать с белорусской перспективы?

Прежде всего, нужно дать новую дефиницию попыткам радикальной ревизии истории ВКЛ как этнически только белорусского государства. Использование для этого термина «литвинизм» не подойдет, так как имеет множество других значений.

Возможно стоит обозначить это как «литвинский (исторический) ревизионизм». Хотя более правильным было бы назвать историческим негационизмом (создание теорий с отбрасыванием хорошо обоснованных научных фактов), но этот термин как-то не приживается.

Важно также отдельно осознать феномен «litvinizmas» как комплекс политических и интеллектуальных идей и дискуссий в современной Литве о наследии ВКЛ в Беларуси. Этот феномен отражает литовскую политическую и интеллектуальную работу с исторической традицией. Именно так его следует воспринимать, а не как просто критику «литвинского ревизионизма» или белорусского видения истории. Если коротко, то «litvimizmas» — это литовские дискуссии о современной белорусской идентичности и ее значении (позитивном и негативном) для Литвы.

Как хорошо отметил доктор Альвидас Никжентайтис, сама дискуссия для Литвы не нова. В первой половине 20 века она развивалась в споре между «старо— и новолитовцами» (польскоязычной шляхтой и этническими литовцами). После Второй мировой войны старолитовцы известным образом исчезли, чтобы с 1990-х годов чудесным образом возродиться в виде белорусов.

Возможно, для этого феномена (litvinizmas) в белорусской науке нужен отдельный термин, чтобы избегать путаницы, но пока ничего не могу предложить.

Как обсуждать «litvinizmas» в этой ситуации не понятно. Наверное, есть смысл фокусироваться на частных проблемных темах: происхождение ВКЛ, его этническая природа в XIII-XV веках и так далее.

Хорошо бы провести инвентаризацию проблемных и чувствительных для двух народов исторических сюжетах, не уходить от этого. Затем поэтапно обсуждать, если не достигая компромисса в интерпретации и терминологии, то хотя бы обозначая позиции. К сожалению, такой работы с начала 1990-х не было.

Каким образом может быть организована такая работа — вопрос открытый. С белорусской стороны в ходе дискуссии несколько раз высказывалось мнение о возможности создания общественной комиссии для структурирования диалога.

Это сложный вопрос, который, как кажется, вызывает скепсис у литовских профессиональных историков. Но механизм может быть на повестке дня. Возможно и сработает.

• 20
• 0
• 2
• 20
• 6
• 0
• 8
• 0