«Я всё равно буду сражаться за Украину». История 18‑летнего родственника Тихановской, которого задержали за попытку вступить в ВСУ
Алексей Каплич — бывший политзаключенный. 30 марта ему исполнилось 18 лет, а 31 марта его задержали в минском аэропорту: он летел в Грузию, откуда собирался перебраться в Украину и воевать в составе ВСУ. Парня осудили на два года колонии по статье о покушении на участие в вооруженном конфликте на территории иностранного государства. 13 декабря он вышел на свободу и был выдворен на территорию Украины.
«Белсат» поговорил с Алексеем о задержании, пытках, колониях, родственных связях со Светланой Тихановской и о том, изменились ли его планы.
— Я из Брестской области, Лунинецкого района, деревни Синкевичи. Учился в обычной школе. Увлекался страйкболом. Когда началась война России против Украины, я учился в девятом классе.
— Ты помнишь начало войны?
— Да. В четыре утра, как и большинство украинцев, я проснулся от звуков российской авиации. Я жил рядом с военным аэродромом — оттуда взлетала авиация, прилетали транспортные самолеты Ил-76. Я сразу решил, что не могу оставаться в стороне, когда все это происходит. Мне было стыдно за то, что с белорусской стороны летят ракеты и убивают мирных украинцев.
— И ты решил отправиться на войну?
— Да. Ждал, пока мне исполнится 18 лет. До этого вел переговоры с украинской стороной, мне говорили, что меня готовы взять в третью штурмовую бригаду, но для этого нужно было приехать в Украину. 30 марта мне исполнилось 18 лет, а 31 марта я уже был готов вылететь в Грузию. Оттуда добраться в Украину и отправиться на фронт. Но меня задержали.
— Твои родные знали о твоих планах?
— Нет. Им я сказал, что поеду на заработки в Польшу.
«Делал несколько надрезов в одном месте, вставлял туда лезвие и прокручивал»
— Как тебя задержали?
— При прохождении паспортного контроля подошел пограничник и попросил с ним пройти — мол, пойдем посмотрим в другую камеру, эта вас плохо считывает. Но меня отвели не к другой камере, а завели в кабинет — и я понял: все, сейчас меня задержат. Меня сразу же заковали в наручники, надели мешок на голову и отволокли в бусик. В КГБ я ехал, лежа на полу, нога одного сотрудника стояла у меня на голове, другого — на ногах.
— Как тебя вычислили?
— Если выражаться на языке режима, то я был в «экстремистских чатах» — «Белорусы в Варшаве», «Белорусы в Киеве». Еще в начале войны я написал, что хочу пойти воевать. Наверное, после этого меня взяли на карандаш, а после задержания убедились в моих намерениях.
— Что было дальше?
— Первый допрос был в тот же день, до четырех утра. Мне говорили, что отдадут меня в Россию, что там «Русичи» отрежут мне голову и отправят видео этой казни моим родным.
Потом сняли с заведенных назад рук наручники, перековали руки перед собой. Один из них держал наручники за цепочку, другой достал лезвие и начал резать руку. Делал несколько надрезов в одном месте, вставлял туда лезвие и прокручивал.
— Почему тебя пытали?
— Они хотели узнать адреса и контакты моих знакомых, которые воюют на стороне ВСУ, в каких бригадах, где проходили подготовку. Но я еще раньше понимал, что меня могут задержать, и специально держал себя в информационной изоляции. Так что от меня они ничего узнать не смогли.
— Когда твои родные узнали о задержании?
— Через 12 дней. Мама, папа, брат — все были в шоке.
— Когда начался суд?
— Через пять месяцев. Судили в городском суде Минска. Дали два года.
За «Героям слава» — ШИЗО
— Ты все время был в СИЗО КГБ?
— Сначала СИЗО КГБ, потом СИЗО № 1 в Колядичах. После суда меня отправили в ИК № 17 в Шклове.
— Как к тебе относилась администрация?
— В колонии я провел всего два месяца. Из них месяц — в ШИЗО.
Начальник колонии вызвал меня, мы поговорили, и вдруг он замолчал секунд на десять и сказал: «Слава Украине». Я ответил: «Героям слава». После этого я сразу получил 15 суток в ШИЗО. Потом — по мелочам: в тумбочке лежит не ручка, а карандаш — запрещено. Что-то не так с описью вещей. И снова ШИЗО.
Надо понимать, что в колонии совсем другое отношение к «политическим». К примеру, у нас в отряде был человек, который перевозил в багажнике разобранную жену и раскидывал по разным уголкам Минска части ее тела. Он мог пользоваться машинкой для стрижки волос, мог взять пульт и переключить телевизор. Человек, который сел за комментарий в соцсетях, этого делать не мог.
Политзаключенные, или желтобирочники, не могли посещать спортзал, церковь, библиотеку. Все, что было разрешено, — ходить в клуб на лекции, в столовую и в промзону.
— А как складывались отношения с другими заключенными?
— Хорошо. Поддерживали друг друга.
«Я думал, что это раскрутка»
— Как ты узнал, что тебя освобождают?
— Я работал на благоустройстве территории — грузил песок в мешки. Меня вызвали в комнату, где хранятся вещи заключенных, мне вручили опись и сказали собираться. Я подумал, что это «раскрутка» — вероятно, на меня завели новое уголовное дело или переводят в другое место заключения. Но когда я увидел, что стали выводить других политзаключенных, то тогда мелькнула мысль, что, возможно, это освобождение.
Нашу группу отвели в карантин, и сотрудники колонии стали подозрительно вежливыми: «Не спеши, аккуратно, осторожнее». Нам несколько раз выдали по несколько пачек сигарет — это было как-то щедро с их стороны, и я убедился, что нас все же освобождают.
Но самое смешное, что вещи мне не отдали. Поэтому на свободу я поехал в спортивном костюме, кроссовках и куртке.
— Как проходил процесс твоего вывоза из Беларуси?
— Нас погрузили в один автобус. Наручники, шапку натянули на лицо, скованные наручниками руки приковали к ноге, так мы и ехали пять часов в позе «зю». Потом в каком-то чистом поле пересадили в другой автобус, наручники сняли, но замотали руки скотчем.
— Было понимание, куда вас везут?
— Мы предполагали, что в Литву. Но когда мы подъехали к пропускному пункту, то он показался мне слишком безлюдным. Потом началась разбитая дорога. А потом я увидел таблички, что территория заминирована, и понял: все, я дома.
— Когда ты почувствовал, что свободен?
— При пересечении границы.
«Моя девушка — моя сообщница»
— Ты говорил, что твое освобождение стало подарком для твоей девушки.
— Да, у Дианы день рождения 14 декабря. Когда мы приехали в Чернигов, это было в ночь с 13‑го на 14-го, я ей позвонил. Она сразу начала плакать. Плакала и смеялась одновременно.
— Она в Беларуси?
— Нет, она украинка, живет в Киеве. И она проходит по моему уголовному делу моей сообщницей. На мой день рождения она купила для меня бронежилет и разгрузку. Вот и проходила со мной по одному делу.
Теперь я жду ее в Вильнюсе.
Все это время она была для меня огромной опорой. Без нее пережить эти девять месяцев было бы значительно тяжелее. Она ждала, верила и не отворачивалась от меня, несмотря ни на что.
«Я хочу служить»
— Ты хотел воевать в Украине и оказался там. Почему ты не остался?
— Мне сказали, что если я хочу остаться, надо сначала выехать в Европу, легализоваться, а потом можно возвращаться.
— А почему выбрал Литву?
— Здесь проще легализоваться, чем в Польше.
— И твои планы не изменились?
— Нет. Сейчас я занимаюсь своей легализацией, получу все необходимые документы — и отправлюсь в Украину, и буду за нее воевать. Пойду служить, хочу продвигаться в ВСУ по карьерной лестнице. Понимаю, что белорусу в украинской армии это будет непросто, но приложу все усилия.
— Ты не думал о том, чтобы получить высшее образование, например?
— Если это будет высшее образование в военной сфере.
— Дети не должны воевать.
— Война — дело молодых [цитирует Цоя].
«Очень далекие родственные связи»
— На пресс-конференции бывших политзаключенных выяснилось, что ты дальний родственник Светланы Тихановской…
— По папиной линии, через дедушку, потом через другого дедушку. Очень далекие родственные связи, если честно, даже сложно объяснить.
— Ты знал ее лично?
— Нет. Что мы дальние родственники, узнал, оказавшись в Вильнюсе. Даже хотел к ней подойти на встрече, поговорить о родственниках, но постеснялся.
— Какую помощь вам здесь оказывают?
— Нам наняли жилье в коливинге. Там живут четыре человека из нашей группы. Нам помогают всем: деньгами, продуктами, одеждой, любой медицинской помощью, решают все наши вопросы. Стоит только что-то сказать — и уже через несколько часов проблема решена. Поэтому мы очень благодарны Офису Светланы Тихановской и волонтерам.
— Что ты сделал первым делом в Вильнюсе?
— Мы купили и съели пиццу. Много гуляли по городу. Приходим в себя, как-то пытаемся все осознать. Я сразу же нашел ребят, с которыми общался до задержания. Все безумно рады моему освобождению. Все хотят скорее встретиться в Киеве.
— Что ты сейчас чувствуешь?
— Кроме ощущения свободы? Во мне много злости. Ко всем, кто имеет отношение к репрессиям. Например, в колонии они думают, что могут сломать или перевоспитать политзаключенных, но это не так — на самом деле это рождает только ненависть, еще большую злость и желание триумфа справедливости.
— Ты веришь, что справедливость победит?
— Безусловно.