Идти по воде. В деревне плотогонов на Ислочи еще помнят исчезнувшее ремесло
Еще лет 70 назад на белорусских реках по весне можно было наблюдать интересное зрелище — сплав леса. Тогда, как и задолго до этого, мужчины перегоняли древесину, связанную в плоты, в города на большой воде — Гродно, Ковно, Клайпеда. Примерно в середине ХХ века древнее ремесло было убито развитием сухопутных дорог и автомобилей. Но в Беларуси и в 2025‑м можно найти тех, кто успел застать плотогонов. Onlíner искал (и нашел) следы старинного занятия на Ислочи, в деревеньке Рум, которая когда-то была… портовой.
Деревня «плытнікаў», однажды сгоревшая до тла
Сегодня Рум — одна улица длиной с километр, по обе стороны которой стоят аккуратные цветные хаты. Под ногами — редкая для наших дней «брукаванка», а если поднять голову — увидишь ветки старого вяза, а потом гнездо аиста.
Деревня как будто притаилась в лесу, но буквально под одним его боком — популярная гродненская трасса, под другим — река Ислочь. Райское место для дачников из Минска.
Даже название у этой деревни плотогонское. Значений у слова «рум» несколько. Это и «место на берегу реки, откуда сплавляют лес», и «бревна или дрова, сложенные в штабель».
Сплав леса. 11 апреля 1950 года, БССР. Фотохроника БЕЛТА
«Часто на руме реку чуть спрямляли, формировали удобный пологий берег для тралевки, связывания и калибровки плота по разным сортам древесины, — рассказывал краевед Андрей Кишкурно в своей статье про забытое ремесло на Planetabelarus.by. — Сейчас с помощью гугл-карт легко определить места бывших румов. Реки там заметно спрямлены. На Ислочи такие спрямления на бывших румах есть в одноименной деревне Рум и в Сябрыни. На Западной Березине — в деревнях Чапунь, Мильва, Набережная. На столбцовском Немане это Могильно, Песочное, Костеши, Свериново, Новый Свержень».
Краеведы краеведами, но кто из обычных людей сегодня помнит про каких-то плотогонов? Первая встреченная жительница Рума Зинаида Зелковская развеивает все наши сомнения. Опираясь на калитку, пожилая женщина говорит:
«У нас іх называлі «плытнікі», мужчыны былі такія з баграмы!»
Зинаида Васильевна родилась в 1940‑м и успела застать уже послевоенный речной движ на Ислочи.
Но прежде чем припомнить подробности по теме, жительница Рума плачет, рассказывая о другом:
«Дзірэўню нашу ўсю немцы спалілі ў сорак трэцім. Толькі адзін эты вяз астался — он ужэ да вайны быў бальшы. І людзей хацелі расстраляць: увесь наш Рум гналі ажно да Валожына — з аўтаматамі, з сабакамі, штоб не ўцяклі! За 14 кіламетраў перад горадам нас рассадзілі на выгане, расставілі пулямёты. Я маленькая была, сама ня помню, эта па расказах. Но сначала дапрашвалі солтуса і яго памошніка — і так іх збівалі, што яны, бедныя, і паўміралі… А нас тады распусцілі — усю дзірэўню. І мы жылі па хатах у людзей, наша сям’я — у цёткі пад Валожынам».
Похожую историю старожилы этой деревни на краю Налибокской пущи нам расскажут еще не раз. Вернувшись после войны, жители построили на пепелище новые хаты. В основном дома ставили на тех же местах, которые когда-то выбрали предки. Зинаида Зелковская окидывает взглядом двор.
«Эта наша радавое гняздо».
«Броўны скатвалі ў рэчку, у шліхты. І гэтае дрэва плыло!»
В памяти Зинаиды Васильевны лесосплавы по Ислочи связаны с послевоенным восстановлением. Местным жителям разрешали рубить окрестный лес для строительства хат. Но приезжали на вырубки и люди из других регионов Беларуси. Рубили деревья зимой, в основном сосны.
«Былі людзі дажэ із Маладзечна, ад нас эта 60 кіламетраў, — вспоминает женщина. — Дажэ з коньмы сваімі прыязджалі: і мужыкі, і хлопцы, і дзяўчаты маладыя. Яны адбывалі, як казалі, шараварку — эта помашч такая, па сколька-та дней адрабатывалі па вочарадзі. Рэзалі лес і вывозілі на конях на Іслач. Помню, прыцэпвалі санкі такія — іх называлі «каза», каб дліннае дзерава вазіць».
Плотогоны на реке Березине, 1947 год, тогда — Бобруйская область. Фототека редакции газеты «Савецкая Радзіма». Обратите внимание: на архивных снимках несколько раз встречается Березина. Но не та, в которую впадает Ислочь, а ее тезка, которая несет свои воды в Днепр
На берегу древесина лежала до весны. Семьдесят лет назад зимы в Беларуси еще были суровые и снежные, так что Ислочь разливалась в полную силу.
«Дрэвы скатвалі ў рэчку, у шліхты — у нас так называлі. І гэтае дрэва плыло у Бакшты, бо там Іслач упадае ў Беразіну. Гэта ад нас кіламетраў 15. Бывала, нейкія броўны сабяруцца ў кучу і не могуць плысці далей. Тады плытнікі хадзілі па берагах з доўгімі баграмы, і гэтымы баграмы расцягвалі дрэва, каб плыло.
Поўнасцю рэчка ў гэтым дзераве была! У дзецтве як пойдзеш за шчавелем — дык праз раку і ня пройдзеш, таму што можна ўтануць, пад дрэва папасці!»
Куда плоты из Рума держали путь после Бакшт, собеседница не помнит. Но предполагает, что сосны использовали для строительства хат там, «дзе леса няма».
«Но і да вайны было то жэ самае. Яшчэ пры Польшы (имеется в виду период с 1921 по 1939 год. — Прим. Onlíner) дзерава, зложанае як у нас складвали, называлі «румы». За тое наша дзірэўня і завецца Рум».
Как Ислочь затапливала деревню и как спасала — в голодные времена
Теперь от Рума напрямки до Ислочи не дойдешь. Мешает «старая рэчка» (вероятно, это старое русло основной реки), которая совсем заросла травой. Местные собирали подписи — просили, чтобы водоем почистили, но им отказали.
«Раньшэ здзесь чыстая вада была. Во тут, дзе зараслі, мы ўсягда купаліся… І на том месцы — так харашо была! — показывает на пространство за своими огородами Зинаида Васильевна».
Теперь путь на Ислочь — только через Дорогунь, это деревня в паре километров.
Отец нашей собеседницы на сплавы леса не нанимался, но помогал снимать кору с древесины, которую готовили к отправке.
«Спецыяльна срэдства было такое — скоблі, і ён кару чысціў. Я помню, бо мама застаўляла яму абед нясці. А які там абед…. Трохі супу. Мама ў гліняны збаночак налье, малаком забеліць, а мяса ж не было».
Сложно представить, что работники лесосплавочного участка на Березине в обычной жизни захватывали с собой на плоты газету. Но тем не менее фото получилось такое. 1931 год, Могилевская область, ЦГАКФФД СССР
Сплавщики леса по Березине готовят обед прямо на плоту. Могилевская область, 1931 год. ЦГАКФФД СССР
В хозяйстве Зелковских до сих пор сохранился багор — такой, как использовали в своей работе плотогоны. Только у тех рукоятки были подлиннее.
«А мы гэтым багром прабівалі лёд у калодзежы — раньшэ там вада замярзала! — показывает орудие-артефакт Зинаида Васильевна».
Помимо подработок Ислочь давала местным и пропитание (в прямом смысле), особенно в голодные годы. Зинаида Васильевна говорит:
«Пасля вайны мы ж галодныя былі, халодныя. Мама утрам падымецца печ тапіць — а я вазьму палачку і вакруг рэчкі хажу. Кагда рыба на нераст ідзе, яна ж ікру меціць. І я гэтай палачкай сабірала ікру каля берагоў. Прыносіла яе дамой, а мама жарыла — і мы елі (плачет. — Прим. Onlíner)… А помню яшчэ з дзевачкай лавілі рыбу пляцёнымі кошыкамі. Патопчымся па старой рацэ, патопчымся — і пападалі ў той кошык рыбы. Тады адзін хлопчык нам паказаў добрае места: кагда паводка ідзе, рыба пападае ва ўпадзіны. Вада сходзіць — а рыба ў ямах астаецца. І мы столька шчукаў налавілі!»
Немного рассказывает про послевоенные сплавы и речной быт Рума еще одна местная жительница — Зоя Николаевна. Она родилась в 1936-м.
«Я ўжо бальшая была, а мы станавіліся на броўна, каб пракаціцца! Інагда з тых дзярэўев палучаўся застой — яны ж адно на адно заскокваюць. Дык тады ўжо людзі бягуць, памагаюць, талкаюць! А то ж на дзірэўню пайдзёт вада!»
Впрочем, Ислочь выходила из себя и заливала Рум даже без заторов от плотов. Женщина вспоминает, как в весенние паводки из дворов в низинах перегоняли в высокие места домашний скот.
Отец — плотогон. «Сплавлял лес в Гродно, на спичечную фабрику»
Вскоре к рассказам о водном прошлом деревни подключаются еще две жительницы. Отец Нины Владимировны, в девичестве — Василевской, был плотогоном еще «за польскім часам».
«Звали отца Владимир Ильич, как Ленина, — смеется женщина, отвлекаясь от покраски забора. — Он был 1910 года рождения. Высокий, крепкий — такие и нужны были, чтобы устоять на тех плотах!»
Мужчина сплавлял плоты по такому маршруту:
«Сначала в Березино, потом в Неман. В Гродно была спичечная фабрика, и на нее наш местный пан отправлял лес».
Сколько отцу удавалось заработать на такой сезонной работе, Нина Владимировна не знает. Мама у тех же помещиков работала прислугой.
«Помню, мама вспоминала пани Свержевску. Деревня Черники, Сябрынь — там были их владения. Помогала повару в имении, как гувернантка сопровождала на прогулках. В Руме в то время была культурная жизнь: в нашем доме был участок полицейский, в следующем — школа, дальше — библиотека. Ну и потом, уже после войны, тоже было хорошо».
Плотогон на одной из белорусских рек, 15 сентября 1952 года. Фотохроника БЕЛТА, Р. Королев
На стенах хаты Нины Владимировны — старые фотографии. Там и плотогон Владимир Ильич, и его жена. Есть и более ранние снимки, еще времен Российской империи.
«Бабушку звали Магдалена Александровна, деда — Юрий Николаевич Батян. Они когда-то были на заработках в Питере. Бабушка там работала в больнице при гинекологе, дед официантом был. Во время революции вернулись назад, домой. Бабушка приехала при шляпках, при колечках. А тут — голод. Дед от нуды, от тоски и умер. А бабушка стала принимать роды по всем окрестностям — таким образом и выжила».
Второй справа в верхнем ряду — житель Рума Владимир Ильич, который работал плотогоном в польский период истории деревни
Второй справа в верхнем ряду — житель Рума Владимир Ильич, который работал плотогоном в польский период истории деревни
Из своего двора выглядывает еще одна местная жительница. Это родственница Нины Владимировны.
«Мой дядька, Захар Ильич, был старшим братом Владимира Ильича, он родился аж в 1898-м, — рассказывает соседка. — Знаю, что он обмерял румы — эти штабеля бревен на берегу. Мы как-то на чердаке даже нашли устройство, которым на дереве штамповали номер или дату. Например, 5 сентября 1915 года…»
Захар Ильич из деревни Рум, который работал на лесосплавах на берегу. Фото: из архива собеседников
Не просто Рум, а целый Изабель-порт
Елена, автор группы «Воложин. Городские легенды» в Facebook, занималась изучением истории своей семьи, а заодно проштудировала и прошлое необычной деревеньки. Найденное девушка свела в статью «История древнего Рума». Ее теперь, бывает, показывают друг другу с телефонов местные жители.
В ревизских сказках за 1795 год, а проще говоря, в «переписях», которые на белорусских землях проводила Российская империя, эта деревня на Ислочи уже упоминается.
Погрузка баржи на Червенском лесопункте Борисовского сплавучастка, 15 июля 1965 года, Минская область. Фотохроника ТАСС, А. А. Церлюкевич
Исходя из текстов краеведов, поначалу здесь была конечная пристань, откуда расходились «городские» товары, привезенные из-за Немана. С воложинских торгов через Рум, наоборот, доставляли товары в Любчу и Гродно. Со временем главной продукцией, которая шла по воде, стал лес.
Интересный момент: на некоторых старых картах, да и в других документах где-то до середины XIX века можно увидеть еще одно название населенного пункта — Изабель-порт.
Рум/Изабель-порт на картах Шуберта разных изданий, 1826—1840 годы
По мнению Елены, это название более старое. Девушка цитирует налибоцкого краеведа Прокопчика, который предлагал такую версию: первая часть названия «Забель» произошла от встречающейся и сейчас в Воложинском районе фамилии Забело — Забелов порт.
Сама Елена нашла интересный факт, из которого складывается более романтичное предположение:
«Оказывается, с 1782 по 1803 год воложинские земли принадлежали Адаму Казимиру Чарторийскому, и только в 1803 году он продаст их графу Тышкевичу за 100 тысяч золотых. Совпадение или нет, однако супругу Адама Казимира звали Изабелла Дорота (в девичестве Флеминг). Княгиня в молодости была чудо как хороша, посему отчаянно и с удовольствием кружила головы всему местному и столичному бомонду.
Изабелла была не только хороша собой, но и умна: в зрелости увлеклась политикой и разбиралась в ней так, что польские патриоты-аристократы смотрели на нее как на божество. В весьма почтенном возрасте Изабелла занялась литературой для народа и написала очень толковую крестьянскую энциклопедию для землевладельцев «Пилигрим в Добромиле». Без сомнения, красивая и умная княгиня была достойна того, чтобы ее именем была названа деревня-порт или даже какой-нибудь город».
Старожилы Рума, с которыми мы пообщались, делятся на тех, кто о втором названии что-то слышал, и на тех, кто над ним посмеивается:
«Ну вы вспомнили… Это когда было-то, при царе горохе!»
Но портовое прошлое, как вы поняли, никто не оспаривает. Потому что люди своими глазами видели, как плоты с лесом «плылі і плылі»!
Читайте также:
Паром праз Мора Герадота. Ад Лунінца да Петрыкава: рэпартаж з неймавернага Палесся
Можно ли вернуть разрушенное 100 лет назад? Дубовец — о «Доме» Горвата
Знакомая отдала минчанину старый деревенский дом на хуторе — тот превратил его в шедевр