«Нас там не считают за людей». Бывший политзаключенный Павел Никитенко рассказал о почти отбытом заключении и неожиданном освобождении

Программист Павел Никитенко из Витебска — один из белорусских политзаключенных, освобожденных и вывезенных в Литву 11 сентября. До окончания срока мужчине оставалось около трех месяцев — он планировал оставаться в Беларуси со своей семьей. Сейчас Павел растерян и находится в шоковом состоянии — ему нужно начинать жизнь в новой стране. Бывший политзаключенный рассказал «Вясне» о том, как его вывозили на границу прямо из бобруйской колонии, избиениях при задержании и в витебском СИЗО, а также о давлении на политзаключенных за решеткой.

Павел Никитенко в Вильнюсе, 15 сентября 2025 года. Фото: spring96.org

«Я привык сам все решать в своей жизни, а теперь завишу от людей»

Павел говорит, что ему сложно понять, рад ли он этому освобождению:

«Я сейчас немного в замешательстве, потому что я не ожидал, что так все будет. У меня были свои планы на будущее, естественно в Беларуси.

Я думал, что уже через три месяца я буду с семьей, а теперь это все под вопросом: непонятно когда это будет и будет ли вообще, Меня освободили за 95 дней до окончания срока и депортировали.

Сейчас я не совсем владею ни информацией, ни ситуацией. Потому что и как тут дальше — пока неясно.

Я привык сам все решать в своей жизни, а теперь завишу от людей. Я, конечно, им благодарен, но хотелось бы самому что-то контролировать».

«Все, Паша, тебя освобождают!»

Бывший политзаключенный говорит, что в колонии даже не догадывался, что его скоро освободят:

«Некоторым ребятам намекали за сутки-двое, что могут быть какие-то подвижки. Я вообще не знал ничего.

11 сентября по стандартному сценарию я поднялся раньше подъема, сделал свои дела. Но ровно после подъема пришел режимный сотрудник и позвал меня. Он сказал: «Никитенко, собирайся, пойдем». Я не понимал, куда идти и что случилось. Но вместо этого он сказал: «Давай быстрее, мне некогда с тобой тут сюсюкаться! Быстро надел ботинки и пошли!»

Я накинул клифт [прим. — рубашку] и ботинки, и мы пошли. По дороге я еще раз спросил, куда мы идем. Но он только сказал, что мы идем на контрольный пункт-2. Это то место, где нас «крестят» — решают нашу судьбу: лишают посылок или еще чего-нибудь либо садят в штрафной изолятор. Я подумал, что меня садят в ШИЗО и спросил, какая причина. Но сотрудник сказал, что ничего не знает, и ему сказали только меня привести сюда.

Потом еще привели одного осужденного по политическим мотивам. Тут стало уже интересно. И когда пришёл третий — Паша Можейко — я понял, что происходит что-то нестандартное. Нас посадили в «стакан», а в это время наши вещи принесли дневальные. И когда я спросил у последних, что происходит, то те сказали: «Все, Паша, тебя освобождают!» Но больше никто ничего не говорил. В «стакане» мы простояли около часа, гоняя мысли в голове: что к чему».

«Во дворике колонии нас ждали «товарищи» в балаклавах»

Павел подчеркивает, что никому никаких бумаг не показывали, никто ничего не подписывал — юридического оформления не было никакого.

Павел Никитенко в Вильнюсе, 15 сентября 2025 года. Фото: spring96.org

«Единственное, что за день до этого, мне пришла бумага об отказе об амнистии. Помилование я не писал раньше. Как-то приезжали сотрудники, которые представились ГУБОПиКом, но они мне конкретно сказали, что мне ничего не светит, потому что мои статьи связаны с сотрудниками и, в частности с сотрудниками ГУБОПиКа.

На тот момент мне оставалось чуть больше года, поэтому я подумал, что ну и ладно. Но я бы и так не писал. Мне уже хотелось бы чистым перед собой, что я уже отбыл этот срок полностью и никому ничего не должен. Но получилось вот иначе».

В общей сложности из бобруйской колонии № 2 были освобождены и вывезены на границу четыре политзаключенных.

«Во дворике колонии нас ждали «товарищи» в балаклавах и микроавтобус. Нам сказали, что если мы будем сидеть тихо, ни с кем не разговаривать, то поедем спокойно. Если им что-то не понравится, то они наденут на нас наручники и черный мешок на голову. На остальные вопросы они не отвечали.

Естественно, нам не сказали, куда мы едем и для чего. Я думал, что нас везут в Минск для допроса или вербовку. Но, как оказалось, нас везли на границу. Сразу нас привезли на какой-то пустырь, а потом пересадили в автобусы. Мы ждали других политзаключенных и понимали уже, что нас вывозят в Литву».

Павел рассказывает, что ему выдали паспорт, но справки об освобождении или других документов он не получил. Также неизвестно где остались его документы об образовании, которые передали ему родственники для продолжения обучения в колонии, и которые хранились в личном деле.

«Меня били руками и кулаками, а я по полу у них валялся в наручниках»

Павла задержали четыре года назад. Мужчину задержали в конце ноября 2021 года в Витебске, когда он отводил четырехлетнего сына в детский сад.

Павел Никитенко в Вильнюсе, 15 сентября 2025 года. Фото: spring96.org

«Смотрю, возле детского садика стоят два каких-то бугая в обычной гражданской одежде. Я взял телефон и набрал жене. Но тут один из них выбрасывает сигарету, подходит ко мне и демонстративно бьет меня в лицо. Я опешил. Были еще удары, но я не помню…

Второй в это время выкручивал мне руку и забирал телефон. Он его поставил на режим «полета», чтобы никто ничего не мог удаленно почистить.

Сразу я думал, что это просто какой-то бандитский налёт. Я понял, что это силовики только тогда, когда они наручники достали. Меня посадили в машину и повезли в ГУБОПиК. В легковой машине меня так скрутили, что я ехал на полу. По дороге оскорбляли и унижали.

Когда привезли меня в ГУБОПиК, то там тоже избивали. Все это из-за того, что я разгласил персональные данные сотрудников. Меня лично избивал сотрудник ГУБОПиКа, данные которого я разгласил. Меня били руками и кулаками, а я по полу у них валялся в наручниках. Я думал, что они будут как-то прятать, чтобы побоев не было, но им было плевать.

Когда я отказался предоставить им пароль для телефона, меня начали пытать. Делали какие-то удушающие приемы, выкручивали и заламывали пальцы, чтобы разблокировать телефон отпечатком пальца. Мне говорили, что если они не получат доступ к телефону, то тогда что-нибудь подкинут в карманы и тогда я поеду по другим статьям. В какой-то момент я сказал, что сам включу телефон, чтобы они только отстали от меня.

Все, что они нашли тогда в телефоне, все пришили к материалам уголовного дела. В какой-то момент меня вывели в туалет и сказали умыться, потому что сейчас будем снимать видео. Они сказали, что мне нужно сказать — и все, то есть меня даже не спрашивали, согласен ли я сниматься».

«Отвели к оперативным сотрудникам, которые меня избили»

После этого Павла повезли в Следственный комитет и изолятор временного содержания, где его не хотели принимать.

«В ГУБОПиКе мне сказали везде отвечать на вопрос, почему у меня разбито лицо, что я сам упал, иначе у меня будут проблемы. Но знаете, боль физическая не такая страшная, как эмоциональная. Они угрожали моей семье.

В изоляторе меня закинули в камеру к так называемой «утке» — человеку, который сотрудничает с милицией, и пытается каким-то образом выманить у тебя информацию. Он мне сразу начал кричать: «Я тоже БЧБ, давай все расскажу, давай режим шатать!»

Но я был в шоковом состоянии и не хотел ни с кем общаться, что мне сыграло тогда. Но я знаю человека, который сейчас еще сидит, и на нервах много чего ему наговорил, а потом в суде все ему припомнилось, потому что все в таких местах пишется».

После нескольких суток в ИВС Павла перевели в следственный изолятор № 2 в Витебске, но там тоже отказывались его принимать, потому что он был избитым:

«При переводе мне опять пришлось врать насчет избиения, говорить, что я сам падал. Но в итоге меня приняли и сразу отвели к оперативным сотрудникам, которые меня избили сразу же. Они пытались засунуть меня лицом в мусорку, причитая, мол куда мы лезем, что мы самые умные что ли — и все в таком духе.

На следующий день ко мне пришел один из этих оперативников и сказал, что это мне урок, чтобы не повадно было. Он сказал, что если кому расскажу, то у меня будут большие проблемы в СИЗО — «я тебе лично их устрою, и «низким статусом» все не закончится».

Как вспоминает Павел, в СИЗО к нему приезжал сотрудник ГУБОПиКа, который его задерживал, и говорил, что якобы у него в телефоне нашли какую-то базу данных, но политзаключенный заявил, что от своего он не отрекается, но чужое на себя брать не будет. После этого он больше не трогал Павла».

«В витебском СИЗО спят кружки»

В СИЗО политзаключенного удерживали около года. В августе 2022 года по шести статьям Уголовного кодекса ему назначили четыре с половиной года колонии.

Павел Никитенко в Вильнюсе, 15 сентября 2025 года. Фото: spring96.org

«СИЗО было достаточно суровое. К сожалению или на счастье, мне не с чем сравнивать, но в витебском изоляторе было действительно строго. Там нельзя лежать днем — постоянно нужно было скручивать «вату» [прим. — матрас]. Постоянно навешивали дежурства, во время которых нужно было все тщательно вычищать.

У нас не было телевизоров, но очень громко нам включали так называемый «Суицид-FM». Это белорусское пропагандистское радио — когда его слушаешь, то можно с ума сойти. Иногда включали с помехами, чтобы ещё психологически давило. Потом от него начинались головные боли.

В витебском СИЗО спят кружки, то есть нам надо было вечером обязательно переворачивать. Я не знаю для чего это, но может потому что они просто могли нас заставить. Кроме этого, нужно было начищать кружки. На обходе администрация смотрела в первую очередь, насколько у нас блестят кружки.

Очень часто у нас делали «шмоны», они знали, что у нас ничего нету, но просто переворачивали наши вещи, раздевали до гола и уходили. Когда они одного досматривают, мы все стоим на растяжке.

Нас далеко не всегда выводили на прогулку. А иногда делали это просто на камеру: нас выводили до дворика, открывали и закрывали двери, а потом тут же открывали двери и говорили, чтоб выходили обратно. Это было сложно, потому что днями мы находились полуосвещенном помещении, где сырость и плесень».

«Нас там не считают за людей»

Отбывать срок Павла отправили в бобруйскую колонию № 2, где ему выдали «желтую бирку экстремиста» и сразу присвоили статус «злостного нарушителя режима»:

«Желтая бирка» Павла Никитенко из бобруйской колонии. Фото: spring96.org

«Этот 10‑й профилактический учет создает много сложностей. Ты не чувствуешь себя равноправным в колонии. Нас там не считают за людей — если мы обратимся с какой-нибудь просьбой, то в 99% нам будет отказано. Когда на какие-то провинности обычных заключенных закрываются глаза, то на нас они уже отыгрываются.

Очень много разных ущемлений: отсутствие длительных свиданий, лишение передач, сон только на втором ярусе, запрет на посещение различных секций, первое время был запрет выхода на промзону и многое другое. Письма приходят только от близких родственников, но нужно было еще доказать, что это близкие родственники.

Часто думал, что сидеть обычным заключенным намного проще было бы. Мне как-то один из начальников отряда сказал, что никах поощрений мы никогда не получим, но если нас не посадили в ШИЗО, то мы можем это считать поощрением. А лишение поощрения — это значит никогда «не стать на путь исправления», а значит не выйти досрочно по амнистии, условно-досрочному освобождению. Там ты сидишь, как на мине, и не знаешь, придут ли они к тебе сегодня.

При первой встрече с оперативным сотрудником он мне сказал, что он таких как я ненавидит, и ему ничего не стоит меня, особенно с таким набором статей, раскрутить на ст. 411 УК, «загнать в петушатню» [прим. — присвоить низкий статус] или бесконечно катать меня по штрафным изоляторам».

«В бобруйской колонии нет физического насилия, но психологически там давят сильно»

По словам Павла, удержание политзаключенных в штрафных изоляторах по надуманным причинам — распространенная практика в бобруйской колонии.

«Меня, в отличие от ребят, в ШИЗО отправляли только два раза. Но это было абсолютно по надуманным причинам: якобы я не поздоровался и якобы на резке резины я сидел на столе. В ШИЗО холодно, сыро и бегают мышки. Изоляторы находятся в подвале и на первом этаже.

Меня садили в подвальное помещение в «одиночку». На полу там лежит плитка, от которой еще больше тянет холодом. В ШИЗО я разговаривал с мышкой и паучком — так и жил там.

В бобруйской колонии нет физического насилия (я не слышал), но психологически там давят достаточно сильно. Тебя максимально стараются унизить. Всем неполитическим запрещено с нами общаться под угрозой ШИЗО. Мне как-то один осужденный за коррупцию сказал: «Привет, но если что, я с тобой не здоровался». Между собой нам тоже нельзя было общаться.

Когда политзаключенный возвращает в библиотеку книгу, то ее на проверку забирает цензор или какой-то другой сотрудник. Нельзя, чтобы следующим человеком, который будет брать эту книгу, был тоже политзаключенный. По их мнению, мы можем через надписи в книгах передавать какие-то вещи.

Еще бобруйская колония славится частыми проверками. Нам так говорят: «Проверка, все, как обычно, БЧБ-шники убирайте всё из тумбочек, чтобы ничего лишнего не было». И нам приходилось все из этих тумбочек куда-то прятать.

Вроде Салженицин говорил, что самая большая проблема зека — это другой зек. К сожалению, в колонии «стукачество» очень распространено, даже среди политзаключенных. Ты не знаешь, кому доверять, а кому нет.

В колонии сделали действительно неплохой ремонт, но там осталась проблема с птицами. В столовой они могут всё загадить помётом, то есть хлеб, еду. И с ними никак не борются. Для меня, как «террориста», который не может в отоварке [прим. — магазине] покупать себе еду и вещи, это было критично».

Комментарии к статье