«Только два человека из класса не пошли в пионеры». Родители — о пропаганде в школах
Самый строгий запрет в белорусских школах — на белые кроссовки. В БРСМ заманивают дополнительными баллами при поступлении в вузы. А отказаться быть пионером не так сложно, как от питания в столовой.
Иллюстративное фото
«Наша Ніва» поговорила с родителями о ситуации в белорусских школах. О том, как давят на детей и что пытаются вложить в головы, можно ли не посещать патриотические мероприятия, что делают в классах православные священники и как семьи справляются с пропагандой и многочисленными запретами — в нашем материале.
Родственники школьников из Минска и областных центров отмечают, что после 2020 года система образования стала более идеологизированной. Повсюду проводятся специальные «патриотические» мероприятия: лекции, экскурсии, концерты, митинги по случаю государственных праздников. Кроме того, теперь в каждой школе работают военно-патриотические классы или кружки.
«Собирают полный зал — и говорят об опасности массовых мероприятий»
Каждую неделю в школах проводят обязательные информационные часы. Уйти с них можно только по уважительной причине, как с урока. На такие занятия регулярно приходят милиционеры, чиновники, сотрудники госпредприятий, православные священники. Причем от встреч со священниками невозможно отказаться, даже если семья другого вероисповедания или нерелигиозная.
«С нами ни темы, ни гости не обсуждаются. Школа считает, что она монополизировала эти вещи», — жалуется мать семиклассницы Елена (здесь и далее имена изменены из соображений безопасности — НН).
У Виктора младший брат учится в 9 классе. Собеседника удивляет, что во время информационных часов ученикам постоянно напоминают об ответственности по 342 статье — за участие в протестах. Дети, по его словам, даже смеются с этого, потому что на такие лекции обычно собирают полный актовый зал, а рассказывают об опасности массовых мероприятий.
«Иногда могут быть разговоры на другие темы, например, о наркотиках. Когда я был подростком, нам тоже об этом рассказывали. Но сейчас все заканчивается 342 статьей. То есть они ко всему притягивают протесты, даже если это звучит странно», — объясняет Виктор.
О войне вспоминают почти каждый день
Собеседники «Нашай Нівы» говорят, что в последнее время в школах максимальная фиксация на теме Великой Отечественной войны. Ее обсуждают на классных часах, показывают фильмы, в том числе о 17 сентября 1939 года. В некоторых школах детей выводят на акции «Бессмертного полка».
В 9 классе история войны изучается как отдельный курс, есть специальный учебник, отмечает Виктор. «Причем парадокс в том, что одновременно идет и история Беларуси, и всемирная. И везде изучается этот период. У брата сейчас уроки истории есть каждый день».
Вера, мать шестиклассницы (семья уехала из Беларуси месяц назад — НН), рассказывает, что однажды детям поручили выучить все даты, связанные с войной. Дочка пришла к ней с вопросом, зачем им так много этой информации.
Женщина говорит, что школьники перестали воспринимать войну как что-то значительное, потому что «когда это льется из каждого утюга, психика просто отказывается воспринимать». Мать тревожит, что память о значимых исторических событиях «превратили в бутафорию».
«Я на самом деле придерживаюсь мнения, что война — это важно, — объясняет свою позицию Вера. — Никто не умаляет героизма наших прадедов и дедов. И обидно, что дети этого не понимают. Для них сейчас война — это тест, который нужно пройти. В кино сходить. Это уже не память, а что-то искусственное, созданное государственной идеологией».
За вступление в пионеры обещают плюшевых рысей
В школах активно агитируют идти в пионеры, рассказывают родители. Семьи, с которыми мы разговаривали, приняли решение отказаться. Но они в меньшинстве.
«В нашем классе только два человека не пошли в пионеры — моя дочь и еще один мальчик», — говорит Вера. Мать очень переживала за ребенка, однако классная руководительница не заставляла.
Подобная ситуация и в классе Елены: отказались только пять человек из 26. Но на них не давили и не спрашивали почему.
Отдельно женщина отмечает методы, которые используют, чтобы агитировать школьников: «Рекламируют, что дети будут ходить в бассейн, у них будут поездки, каждому дадут по рыси (символ белорусских пионеров — НН). Дети загораются, хотят. Но они не понимают сути».
То же самое, по словам Виктора, происходит с БРСМ. В организацию принимают с 14 лет, а заманивать начинают уже в 13. Подросткам обещают дополнительные баллы при поступлении в вуз. Если кто-то отказывается, его многократно перепрашивают и снова предлагают.
На шестой школьный день приглашают по спискам
В школе Елены в конце прошлого года родителей попросили подписать бумагу, что они обязуются формировать правильные взгляды у детей. Какие это будут взгляды — определяет школа. Устно учителя объяснили, что дома нужно дополнительно прорабатывать содержание информационных часов.
Семьи сталкиваются с контролем и вне школы, рассказывает Вера. Нужно отчитываться, на какие кружки и секции ходит ребенок, где и с кем будет на каникулах. Шестой школьный день мать также воспринимает как дополнительную форму контроля: «Для меня это о том, что дети полностью внутри этой системы».
В то же время присутствие по субботам не очень строго контролируют. Многие ссылаются на то, что нужно ходить на другие кружки и секции, и пропускают. Классные руководители даже вынуждены составлять списки, чтобы дети приходили по очереди.
Также родители замечают пропаганду в учебниках. Елена приводит пример, что в учебнике по истории «отражается информация о Беларуси, все написано через призму Российской империи, негативно освещается польский период». А в задачах по математике встречаются темы вроде «на демонстрации было столько-то детей».
«Был страх, когда дочь начала взрослеть»
Большинство наших собеседников не замечает, чтобы школьная пропаганда влияла на сознание детей. По их словам, учителя уже сами устали и не очень заинтересованы ее продвигать, все делают просто ради галочки. Поэтому и дети относятся к мероприятиям формально.
«Я не вижу никакого вредного воздействия, «промывания мозгов», — говорит Елена. — У меня был некоторый страх, когда дочь начала взрослеть. Но если дома она слышит другое, все равно родители имеют больший авторитет, чем учителя».
Вера также спокойна за ребенка, потому что еще в более раннем возрасте «объясняла какие-то вещи, и дочь очень разумно оценивает ситуацию». К тому же методы, которыми пытаются повлиять на школьников, устарели, считает женщина.
«Если это делать грамотно, должен был быть другой подход. Не такой устаревший, как сейчас, — объясняет Вера. — У нас действуют по советской модели, наверное, потому что другого не знают. А подростки более современные, их просто так не пробьешь. Я смотрела на это со стороны и думала: хоть нормального маркетолога или пиарщика взяли бы в систему образования. Потому что абсолютно нет понимания этого нового поколения, этих зумеров, и как можно на них повлиять».
«Дети все понимают, но не могут говорить»
Другие наблюдения у Виктора, брат которого учится в 9 классе:
«Мне хотелось бы сказать, что пропаганда на него никак не влияет. Но это не совсем так. Понятно, что некоторые вещи вроде «Лукашенко — лучший президент» на него не воздействуют, потому что он вырос в другом инфополе. Но я, например, замечаю, что он стал более гомофобным. Или иногда проскакивают расистские шутки».
Собеседник отмечает, что брат испытывает психологический дискомфорт из-за того, что вынужден существовать в двух парадигмах: с одной стороны школа, с другой — разговоры дома, а также новости, которые доходят до подростков через тикток.
«Есть внутренний конфликт из‑за того, что дети в этом возрасте уже все понимают, но у них нет возможности высказать свое мнение. Даже в семье мы объясняем, что во время рассказов про «лучшего президента» или «флаг сепаратистов» лучше молча кивать».
Напряженности добавляют и разные запреты, которые окружают учеников со всех сторон. «Ты словно находишься под давлением», — говорит Виктор. По его словам, в школе существует практика «протоколов», в которые заносят «нарушителей». Например, если пришел не по форме или просто опоздал.
«Брат говорит, что не хочет оставаться в этой системе. Но если думать о продолжении образования в Европе, то сейчас это очень сложно», — говорит он.
Завуч публично обсуждает внешний вид ребенка
Что касается давления, не напрямую связанного с идеологией, то все семьи отмечают очень строгие требования к школьной форме. Например, учителя активно борются с белыми кроссовками. Также нельзя носить незаправленную рубашку или одежду оверсайз. Девочкам запрещают распускать волосы и краситься. Требуют выбирать вещи определенных цветов и носить обязательную деталь гардероба, которая в каждой школе своя.
«Я, кстати, нормально отношусь к форме, она же есть и в европейских школах. Но я не очень хорошо отношусь к формализму, — делится мнением Вера. — Потому что даже в тех рамках, которые есть, можно найти что-то стильное, что для подростка было бы классно. Мы купили модную рубашку, дочке очень понравилось — кажется, выкрутились. Но тут начинается: не по стандарту, не приталенная, нельзя».
В школе, где учится дочь Елены, завуч раз в неделю проводит внезапные проверки: приходит в класс без предупреждения и начинает смотреть, кто во что одет. Детей поднимают с парт и публично обсуждают внешний вид.
Также, по словам Елены, было очень сложно отказаться от школьного питания. Семья была недовольна выбором в столовой, девочка почти ничего не ела. Администрация школы не хотела принимать отказ, матери пришлось это сделать через отдел образования. И попросили не рассказывать другим, потому что боялись цепной реакции.
А вот запрет на мобильники в школах соблюдается не так строго. По словам родителей, многие дети сдают один телефон на входе, а в классе пользуются другим.
Самое существенное отличие в эмиграции — отношение к детям
Семья Инны уехала из Беларуси из‑за преследований этим летом. Сейчас ее дочь учится в 8 классе польской школы. Женщина говорит, что из‑за языкового барьера оценки стали ниже, но несмотря на это, ребенку нравится в местной школе больше, чем в Беларуси.
«Она просто кайфует от того, что почти нет домашних заданий, можно ходить в байках и джинсах», — говорит Инна. Даже запрет мобильников в Польше выглядит иначе. Их не отбирают, а просят не пользоваться. Все обучение направлено на то, чтобы ребенок сам отвечал за свои поступки.
Но самое существенное отличие польской школы от белорусской — это отношение учителей к детям, говорит Инна.
«Могут подойти и пошутить, относятся к ним как к равным. На школьников тут никто не кричит: мол, ты плохо выучил, ты это, ты то».
Однако и в белорусских школах, отмечает мать, есть учителя, которые не стремятся загонять детей в жесткие рамки или вкладывать в головы идеологию. Поэтому очень многое зависит от человеческого фактора, делает вывод Инна.